И, кроме всего прочего, нельзя забывать, что чудо поэта Ахматовой состоялось уже в книге "Вечер", в то время как Цветаева еще барахталась в детстве своих первых сборников…
* * *
Она продолжает вести стихотворный дневник своей души, старается разобраться в себе, в тревожащих ее противоречивых чувствах. "Легкомыслие! — Милый грех, Милый спутник и враг мой милый!" Чему научило оно юную душу?
Начинать наугад с конца
И кончать еще до начала.
Быть, как стебель, и быть, как сталь,
В жизни, где мы так мало можем…
В другом стихотворении ("Сини подмосковные холмы…") звучат успокоенность и надежда на исцеление от страстей — если не обманчивые, то во всяком случае недолгие: "Сплю весь день, весь день смеюсь, — должно быть, Выздоравливаю от зимы…"
Между тем в конце марта Сергей Эфрон получил назначение в санитарный поезд, который должен курсировать из Москвы в Белосток (затем — в Варшаву) и обратно. 30 марта его знакомая Вера Жуковская пишет с дороги Елизавете Эфрон: "У Сережи 4 теплушки легкораненых. Сережа в восторге от всего и чувствует энергию и силу…..Я никогда не думала, что С<ережа> так робок и застенчив, все его уже полюбили".
С отъездом мужа на фронт у Цветаевой прибавились новые тревоги. Но что можно было изменить в обстоятельствах, а главное, в самой себе? Цветаева жила — теперь это выявилось окончательно — своим творчеством, оно было главным делом ее жизни и питалось интенсивным духовным общением. Именно в эту пору она часто посещает дом, в котором тепло ее душе и интересно уму, дом Аделаиды Казимировны Герцык в Кречетниковском переулке. Там она видела Вячеслава Иванова, Николая Бердяева, Льва Шестова. Так же, как некогда в "Мусагете", она была не столько участницей этих "соборов", сколько наблюдателем, вероятно, достаточно робким, и, однако, ничто не прошло даром, да и не могло быть иначе…
Она продолжала писать стихи к Парнок. Ее героиня, вначале ослепленная старшей подругой, теперь видит насквозь всю ее, с ее "треклятой страстью", "требующую расплаты За случайный вздох". И, хотя привязанность еще не прошла, ей ясно, что это — "канун разлуки", "конец любви": и совсем уже беспощадны заключительные строки:
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути!
("Повторю в канун разлуки…")
Цветаевская героиня пытается освободиться от старшей подруги: ее капризов, ее деспотизма. "Зачем тебе, зачем Моя душа спартанского ребенка?" ("Есть имена, как душные цветы…").
Спартанский ребенок. Мальчик, юноша; еще прежде встретился У Цветаевой этот образ — в стихотворении "Мальчиком, бегущим резво…", 1913 год. Невольно или сознательно, но в сюжете "романа в стихах" вырисовываются контуры легенды о Сафо. Безнадежно влюбленная в юношу Фаона, она покончила с собой, бросившись в море с Левкадской скалы. Случайно или осознанно, но и Парнок "подыгрывает" этому античному сюжету: в стихах к Цветаевой она также наделяет ее образ энергичными, своевольными, юношественными чертами: "Следила ты за играми мальчишек, улыбчивую куклу отклоня. Из колыбели прямо на коня неистовства тебя стремил излишек".