— Он принадлежал моей матери, — соврала я.
Томмасе вполне можно было доверять, но я не хотела, чтобы ко всем выдвинутым против меня обвинениям прибавили еще и занятие колдовством.
— Он говорил еще что-нибудь?
— «Пройдет немного времени… и я вернусь».
От этих слов у меня закружилась голова. Я сунула камень за пояс, между передником и платьем, и подняла взгляд на Томмасу.
— Мы не должны обсуждать это, даже между собой. Повстанцы убьют меня или отвезут в другое место.
Девочка торжественно кивнула.
Несмотря на чуму и безжалостный холод, в тот день я словно летала по коридорам монастыря. Когда я засовывала руку под передник и ощупывала гладкий прохладный камень, мне казалось, что меня обнимает Кларисса.
На следующее утро мы, четыре оставшиеся пансионерки, обнаружили, что трапезная закрыта. Поварихи заболели, а здоровые сестры были загружены работой — уходом за больными и шитьем новых саванов. Распорядок дня был нарушен, и о нас забыли. Мы вернулись в свою келью, уселись на кочковатые соломенные матрасы, голодные, напуганные и замерзшие, и попытались развлечь друг друга сплетнями.
Через несколько часов в коридоре раздались звуки: резкий голос монахини и шаги по каменному полу. Захлопали двери. Я выглянула из кельи и увидела, что сестра яростно метет пол. Пыль летела столбом.
— Что они делают? — осведомилась Серена.
Она сидела рядом с Томмасой, скрестив ноги.
— Убирают, — недоуменно отозвалась я.
Снова застучали двери. Мести перестали. Слышно было, как сестра Виолетта отдает кому-то приказы. Через какое-то время мы снова стали болтать.
Неожиданно на пороге появилась сестра Виолетта. В тот час сестры должны были молчать, но она нарушила правило.
— Катерина, — обратилась она ко мне, — ты останешься здесь. Остальные идите за мной.
Сестра увела девочек. Я не на шутку встревожилась. Что, если другая сестра видела незнакомца, который принес камень? Что, если Томмаса выдала мой секрет? Тогда повстанцы убьют меня или посадят в тюрьму похуже, чем монастырь Святой Катерины.
Бежали минуты. В коридоре раздались шаги, послышался незнакомый скрип кожаных сапог. «Повстанец! — подумала я в отчаянии. — Они пришли за мной».
Но человек, появившийся на пороге, ничем не напоминал Ринуччини и его солдат. На нем была тяжелая накидка из розового бархата, отороченного горностаем, и коричневый бархатный берет с маленьким белым плюмажем. Незнакомца украшала щеголеватая остроконечная бородка, а на плечи ниспадали длинные черные кудри. Он прижимал к носу кружевной платочек. Даже на расстоянии от него пахло розами.