Не глядя на нее, Саймон съел все, что было на подносе, и Аннетт приняла из его рук пустую чашку и тарелку. Потом она долго, с методичностью робота, мыла посуду в его кухонке, пока белый фарфор не засиял радужными переливами, но и тогда она исступленно терла мочалкой скрипящую поверхность: ее мысли были бесконечно далеко. Весь день она, не прекращая перемалывала в себе события минувшей ночи и раннего утра, особенно раннего утра, пытаясь найти случившемуся правдоподобное объяснение и решить для себя, как жить дальше, но так и не смогла ничего придумать.
Когда она ходила, погруженная в себя, как лунатик за Саймоном, делая необходимые записи, казалось, что душа девушки пребывает в полнейшем равновесии, а что до мутного взгляда… так это от излишнего усердия и сосредоточенности.
После обеда Саймон начал снимать финальную сцену с Патрицией, и Аннетт сидела подле него, рассеянно наблюдая за происходящим действием. Когда что-то не получалось, он сердился и орал на всех подряд, она лишь вздрагивала и записывала карандашиком его раздраженные приказы.
По сценарию Патриция читала длинный монолог, после чего главный герой ее целовал, и камера следовала вверх по их сплетенным телам к уходящему в синее небо шпилю церкви. Именно с этим заключительным поцелуем и было больше всего мороки.
Патриции и Майклу, ее партнеру, не удавалось достичь требуемого Саймоном идеала. И когда количество отснятых и забракованных дублей перевалило за норму, терпение взбешенного босса кончилось, и он взорвался.
Аннетт огромными глазами со страхом следила за ним. Неожиданно ее затопила удушливая волна — когда он сделал резкий жест рукой, за отогнувшимся воротником черной рубашки показался кусочек плеча с двумя багровыми пятнышками. Она одна знала их происхождение — буквально за секунду до того, как приехал автобус, она впилась зубками в его плоть, понуждая его, содрогающегося, вминающегося в нее, ускорить темп и не бояться причинить ей боль. От этого воспоминания в ее ушах завибрировало, и она не сразу поняла, что Саймон обратился к ней с какими-то словами.
— Что… что мне записывать? — хрипло пробормотала она, уставившись в его натянутое лицо изумрудно-прозрачным взглядом.
— Ничего! — Он был так близко, что она видела, как напряглись мышцы его мощных ног под обтягивающей джинсовкой, — он опять читал ее мысли! — И лучше отвернись. Не играй с огнем, иначе я продемонстрирую всем, как нужно целоваться — здесь, сейчас и с тобой!
— Саймон, — выдохнула она, покрываясь гусиной кожей от этого выпаленного горячим шепотом обещания.