— Присядь, Стеффи. Полагаю, нам нужно поговорить.
Стефания не шелохнулась в ответ.
— Все уже было сказано этой ночью. Ты позволил мне покинуть Корнуэлл-Хаус.
— А теперь, прошу тебя поработать здесь еще месяц.
— Извини, — сказала она. — Боюсь, это для меня совершенно неприемлемо.
— Надо понимать, это ссылка на мое сексуальное фиаско прошлой ночью, — вполголоса заметил он. — Однако же я уже дал тебе гарантию того, что подобное не повторится. — Он немного помолчал и продолжил: — Полагаю, миссис Стюарт уже сказала тебе, что на следующие выходные я жду гостей — людей, с которыми я веду бизнес, и их жен. Мне нужна хозяйка поместья, которая встретила бы их и вела дом на протяжении двух дней. Я прошу тебя оказать мне такую услугу.
— А почему я должна идти тебе навстречу? Назови мне хоть один довод в пользу такого решения!
— Я мог бы назвать тысячу доводов, — мягко заметил он, — но мне бы хотелось верить в твое великодушие и готовность протянуть руку помощи.
— Назовем это недельной отсрочкой перед расставанием, и тогда я обещаю подумать над твоим предложением. Но, почему ты заговорил о месяце: если прием — через неделю?
Гарри скептически качнул головой.
— Этот срок — вне обсуждений. — Он снова помолчал. — Скажи, Стеффи, ты предохранялась?
— Разумеется, нет, — начала Стефания, но тут же осеклась, наткнувшись на его саркастическую улыбку. — Так вот откуда взялся месяц. Нет, этого не может быть… — Она обессиленно опустилась в кресло.
— Мы занимались любовью без оглядки на предосторожности. Повторяю: никак не ожидал, что буду иметь дело с абсолютной невинностью, — сухо прибавил он. — Я полагал, что ты уже спала с Манчини и, соответственно, искушена в таких вопросах.
— Как… как ты смеешь?!
— Говорю тебе искренне: это была ошибка, Стеффи. И я желаю одного, — чтобы ты была столь же искренней. — Гарри помедлил, потом продолжил: — Итак, как ты теперь видишь, у меня есть вполне весомые основания удерживать тебя здесь, пока мы сможем убедиться, что ты не забеременела.
— Если я и забеременею, это моя проблема, которая никак тебя не касается.
— Увы, — сказал он, — она меня касается, а потому умерь свой бойцовский пыл. Мне надоело спорить с тобой.
— Ты, грубиян!
— В сравнении с тем, как ты называла меня совсем недавно, это определение звучит высшей похвалой, — сказал он, свободно откидываясь в кресле. — Так ты остаешься, Стеффи? Конечно, я не хочу на тебя давить…
— Но если придется, ты не замедлишь прибегнуть к этому, — колко сказала она.
— Возможно, — согласился он. — Но я бы предпочел, чтобы ты согласилась на это добровольно. Разве я так уж много прошу?