Он постоянно несет всякую фигню.
Но ты-то знаешь, что базаришь с укуренным чуваком! —
надрывался из динамика Кэб Кэлловэй.
Когда-то, лет десять назад, отец поймал Петю за курением травки. Ох, что началось! Отец бегал по квартире, выпучив глаза, хватался за голову и гневно восклицал:
– Кого мы вырастили, мать! Наркомана! Поганого наркомана!
– Да ладно тебе, п-пап, это всего лишь т-травка, – успокаивал Петя отца.
– Всего лишь? – бушевал отец. – Ты знаешь, как твоя «травка» действует на человеческий мозг? Она его ис-су-шает! Она превращает нормального человека в никчемного тупицу с заторможенным сознанием! Ты хочешь сломать себя жизнь, да?
Петя начал злиться.
– Ты-то вон травку не курил, а в-выше начальника отдела так и не поднялся, – язвительно заметил он.
– Что-о? – вытаращил глаза отец.
– Что слышал, – с угрюмой злостью ответил Петя. – Кури не кури – а все равно п-подыхать. Да лучше уж сдохнуть, чем жить так, как вы. Считая каждую к-копейку. Мозги у тебя, может, и есть, а вот с д-деньгами туго.
Лицо Давыдова-старшего налилось кровью.
– Мерзавец! – завопил он. – Негодяй! А ну пошел вон из моего дома! Чтобы ноги твоей здесь больше не было!
– П-пожалуйста, – пожал плечами Петя. – Все равно через пару дней обратно будете звать. А я еще п-подумаю – возвращаться или нет.
– Во-он! – проревел отец.
Ох, детка, это же укуренный в дым чувак!
Три дня Петя прожил в общаге у друзей. Прожил припеваючи: пиво, травка, девушки – и никаких родителей рядом. О доме он даже не вспоминал. А на третий день его разыскала тетка. Голос у нее был тихий и какой-то пришибленный. Рассказывая, она все время отводила глаза, боясь встретиться взглядом с Петей.
– Выбраться они так и не смогли, – закончила она рассказ.
Петя проглотил ком, стоявший в глотке, и хрипло спросил:
– Они сильно мучились?
– Не знаю. Люди говорят, они просто задохнулись от дыма. Во сне. Потому и не выскочили. А дача-то выгорела дотла.
Если у него случится внезапный заскок,
и он захочет подарить тебе весь мир на тарелочке —
ты-то знаешь, что базаришь с укуренным чуваком!
Выкурив папиросу, Петя достал новую. Снова улегся на диван. За окном опускались сумерки, в комнате стремительно темнело. В тишине раздавалось лишь потрескивание папиросы. Вдруг Пете послышался легкий шорох. Петя привстал на локте и посмотрел на картину. Ему показалось, что покрывало едва заметно колыхнулось. Он нахмурился и качнул головой, словно прогонял наваждение. Но нет! Оно точно колыхнулось! Вот еще раз! По Петиному телу пробежали мурашки. Теперь он, не отрываясь, смотрел на ткань, отчетливо видя, что край приподнимается. И еще кое-что увидел Петя. Нечто черное. Оно все больше и больше высовывалось из-под ткани. Да ведь это же…