В округе Макона творилось нечто такое, о чем, насколько нам известно, в других местах и не слыхивали. Многие люди извлекали из почвы белую землю, похожую на глину, примешивали к ней немного муки или отрубей и пекли из этой смеси хлеб, полагая, что благодаря этому они не умрут от голода. Но это принесло им лишь надежду на спасение и обманчивое облегчение. Повсюду видны были одни лишь бледные, исхудалые лица да вздутые животы, и сам человеческий голос становился тонким, подобным слабому крику умирающих птиц. Трупы умерших, из-за их огромного количества, приходилось бросать где попало, без погребения. И они служили пищей волкам, которые долго еще потом продолжали искать свою добычу среди людей. А так как нельзя было, как мы сказали, хоронить каждого отдельно по причине большого числа смертей, то в некоторых местах люди из страха перед Богом выкапывали то, что обычно называют скотомогильниками, куда бросали по пятьсот и более трупов, сколько хватало места, вперемешку, полураздетыми, а то и вовсе без покрова; перекрестки дорог и обочины полей также служили кладбищами…»
Мэтр Гальчини остался доволен и даже позволил ему съесть мясо и запить вином. Он уже больше не заставлял Гудо читать. Его ученик сам потянулся к книгам. Наверное, желал отыскать что-то еще о себе. А потом его сердце и разум научились беседовать с книжной мудростью как с памятью о прошлом и мыслями о будущем.
От воспоминаний в животе Гудо забурлило. Кисло улыбнувшись, мужчина развернул лежащий на столе полотняный платок и с тоской посмотрел на маленький кусочек ржаного хлеба. Немного поколебавшись, он отломил половину и стал маленькими шариками отправлять их в рот.
Как ни растягивал он это наслаждение, хлеб быстро закончился.
— Что ж, пора, — громко сказал Гудо.
Привыкшая к молчаливому соседу крыса недовольно пискнула и скрылась в выгрызенном ходу между бревнами.
Гудо несколько раз согнул и разогнул пальцы левой руки и, убедившись в легкости движения и затупившейся боли, набросил на свой синий костюм новый плащ.
За порогом стояла унылая осень с низким свинцовым небом и порывистым ветром. Птицы не спешили покидать свои гнезда. И только неутомимая ворона кружила, высматривая поклевку.
Гудо кивнул черной птице и направился к городским воротам.
Вскоре он тяжело прошагал по мосту и увидел у открытых ворот стражника. Уже немолодой воин, до глаз заросший бородой, сонно посмотрел на мужчину в синем костюме и непонятно зачем покачал головой.
— Первый входящий в город — и тот палач, — вместо приветствия сказал стражник.