Я остановилась, глядя на посох.
— Вот тебе и ответ. Змеелов принесет нам больше проблем, чем Загряда, иначе эта палка просто упала бы на землю.
Харлекин с минуту помолчал, мрачно вглядываясь в туманную даль, а потом перешагнул через упавшее дерево, подойдя ко мне почти вплотную.
— Змейка, ты хоть представляешь, что ты нам накаркала? — Подзатыльник, который харлекин мне все-таки отвесил, оказался весьма чувствительным. — Если то, что едет сюда, страшнее даже Загряды, нам пора уходить прямо сейчас, пока оно еще в пути! Надеюсь только, что змеелов не дурак, чтобы кататься по такой грязи…
— Боишься — уходи, — тихо, очень тихо произнесла я, медленно поднимая на Искру шассий взгляд, всматриваясь в красно-золотое пламя, чуть тронутое по бокам фиолетовой дымкой страха и черной, тонкой паутинкой злости. Я тоже злилась. Не из-за подзатыльника, а потому, что Искра предлагал бежать, оставив в заложниках Загряды целый ромалийский табор, который я пообещала защитить и вывести в более приятное для жизни место. — Проваливай отсюда, может быть, даже успеешь уйти от города достаточно далеко, и Госпожа не хватится удравшей игрушки. — Лирхин посох неожиданно прыгнул мне в правую ладонь — резное дерево оказалось теплым, будто бы нагретым солнцем. — Беги без оглядки, только я в любом случае остаюсь. Я не боюсь дудочников.
— Совсем не боишься? — Харлекин широко растянул губы в улыбке. Только вместо человеческих зубов в его рту сверкали треугольные, стальные, неярко блестящие на солнце. — В таком случае, судя по результатам твоего гадания, Змейка, тебе придется познакомиться с таким чувством, как страх.
Я не ответила. Я смотрела на дорогу, затянутую туманом, по которой медленно ехали всадники. Восемь человек верхом на лошадях: у шестерых безразличная, тусклая сине-сиреневая аура людей, привыкших ко всему, в том числе и к убийству, и еще двое, сияющие ярко, как огни маяка. Рыже-сиреневое сияние, свидетельствующее о тщательно скрываемом безумии, а вот второе…
Раньше я уже видела это ледяное синее спокойствие с пригретым под сердцем незатухающим угольком мечты-одержимости, который со времени нашей последней встречи успел разгореться в неровное, постоянно поддерживаемое пламя. Видела и в разоренном шассьем гнездовище, и в тряской телеге под мелко моросящим дождем.
— Искра, сядь, — негромко приказала я, зажмуриваясь и возвращая своим глазам человеческий вид. Бежать нельзя — дудочник сразу заметит, как хищный зверь замечает бегущую прочь добычу. Можно только остаться на месте и, как в прошлый раз, притвориться, что мы всего лишь люди. — И спрячь зубы.