— Не набросишься, — уверенно ответила она. — А если есть захочешь, у нас всегда найдется краюшка хлеба и сытная похлебка. Не помрешь с голоду.
— А если я удовольствия ради? — глумливо улыбнулся харлекин, кое-как влезая в длинную ромалийскую юбку и путаясь в многочисленных складках. — Что тогда?
— Сдам дудочникам, — спокойно ответила шасса, отколупывая полоску чешуи с лица. — Подкину кусочек своей шкурки в окно градоправителю — и змееловы тут как тут. На шассью чешую они сбегаются быстрее, чем нежить на пролитую кровь.
Искра тихо зарычал, и рука, тяжело опустившаяся на узенькое плечо шассы, стала металлической. Стальные пальцы вдавились в податливую девичью плоть, наверняка оставляя синяки.
— Сама не боишься их песенок? Что и тебя заловят за компанию?
Она отвела взгляд.
— Я не подчиняюсь песням змееловов. Поэтому выжила.
Медленно, очень медленно пальцы харлекина разжались, и щеки девушки коснулась уже теплая человеческая ладонь, а не стылый металл.
На клумбе, в сторону которой неотрывно смотрела шасса, на ледяном ветру покачивались две снежно-белые хризантемы, роняющие узкие лепестки на мерзлую землю.
В маленькой комнатке под самой крышей, куда по приезде сложили все вещи из Ровининого фургона, было тесно, Душно, а теперь еще и накурено. Удивительно, но за то время, пока я ходила на кухню, Искра успел разыскать себе в тюках с одеждой не только длинный бархатный халат с золотыми кистями, но и маленькую дамскую трубку и расшитый кисет с табаком. В результате, когда я бочком протиснулась в дверь, балансируя подносом с едой, оставшейся после ужина, харлекин невозмутимо сидел на стуле у широкого подоконника и курил с весьма глубокомысленным видом. Увидев меня, он выпустил из ноздрей сизый дым и улыбнулся, аккуратно зажимая черенок трубки острыми стальными зубами. Так и тянуло зашипеть в ответ, но я удержалась, осторожно поставила поднос с двумя тарелками и глиняным чайничком с душистым мятным отваром на небольшой столик у стены и, подойдя к окну, распахнула плотно закрытые ставни, впуская в продымленную комнату свежий воздух.
— Не боишься меня простудить? — Искра мельком глянул в окно и аккуратно переложил трубку с глубокими отметинами на черенке на подоконник. Посмотрел на меня прозрачными лисьими глазами сквозь ярко-рыжую челку и вновь улыбнулся, на этот раз продемонстрировав нормальный человеческий прикус. — Поздняя осень все-таки, а под халатом я совсем голый.
— Что тебе станется? — отмахнулась я, подтаскивая к столику колченогую табуретку и усаживаясь напротив харлекина. — Ты есть будешь?