Глаза ее были все еще закрыты, когда он сдвинул ее и завозился со своей ширинкой, удерживая реальность на расстоянии. Широкие ладони приподняли Шарлотту. Она ухватилась за ручки кресла, когда он опустил ее на себя, наполняя сзади. Она легко приняла его, ощущая каждый восхитительно пульсирующий дюйм внутри себя. Они оба затихли, дыхание Бэя резко вырывалось в агонии блаженства.
А потом Шарли завладела ситуацией. Оттолкнулась вверх, опираясь на ручки кресла, резко опустилась. Он погрузился в нее глубже, чем когда-либо, доставая до прежде запретных мест. Изысканнейшие ощущения омыли их обоих, как проливной дождь за окнами.
Соприкосновения. Примитивные, ничем несдерживаемые, неукротимые. Очищающие душу и подтверждающие, что ты воистину не один во вселенной.
Шарлотта чувствовала каждое покалывание медных волос на своей коже, каждый отпечаток кончиков пальцев, каждый судорожный вдох у себя на затылке.
Она едва не лишилась чувств от потрясающего великолепия всего этого, но хорошо, что не лишилась. Она не умеет красиво падать в обморок, хотя в этот раз Бэй, наверное, не дал бы ей упасть, удержал бы в своих руках. Они сейчас обнимали ее, помогая приподниматься и опускаться, повторяя ритм снова и снова, пока ей не стало казаться, что еще чуть-чуть, и она умрет от его прикосновений. Она присоединилась к нему в фейерверке ослепительных ощущений, таких же неистовых и бурных, как и волны, которые били о камни.
Его ладонь собственническим жестом легла ей на живот. Вся во власти сладкой истомы, Шарлотта прислонилась спиной к его тяжело вздымающейся груди. Губы его были у нее на шее, у ушка, нашептывая слова, смысла которых Шарлотта не понимала. Она вообще ничего не соображала. Бэй заставил ее совсем потерять голову. Они опять не предохранялись. Шарлотта играет в опасную игру, которую уже, вероятно, проиграла.
Но она не может сказать ему. Не скажет, что несколько недель назад — возможно, в ту самую первую ночь — они создали новую жизнь. Говорить еще слишком рано, но Шарлотта почти уверена.
Она не могла думать о ребенке как об ошибке, ибо жаждала материнства, даже если и отвергала своих немногочисленных поклонников, которые были у нее за эти годы. Разумеется, это означает, что ей придется продать домик и снова переехать в какую-нибудь другую часть страны, на этот раз как вдова, носящая ребенка своего покойного мужа. У нее большой опыт игры и притворства, хотя нет особого желания снова менять серые платья на черные.
У нее будет достаточно денег, и, видит Бог, в ней достаточно любви, чтобы вырастить ребенка. Она знает, что Бэй не оставит своего сына или дочь, но боязнь стать для него обузой, нахлебницей на следующие двадцать лет разрывала ей сердце. Ему нужно жениться на милой юной девушке и жить нормальной жизнью. А она не сможет стоять рядом и наблюдать за этим. Она должна исчезнуть.