Ева (Солдатенко) - страница 43

И тут Володя вылил первое ведро.


Ну что вам сказать.

Холодно — это слово из другого измерения. Здесь же просто гитлер-капут и всё. Поскольку вы сейчас читаете глубоко духовный рассказ, я не могу выразиться точнее, извините.

Помню, воздух замёрз в груди. Ругаться стало нечем. Я показал Володе глазами, что давай второе.


Второе ведро показалось горячим. Организм сошёл с ума, рецепторы транслировали в мозг какие-то случайные числа.

— Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня, грешного, — вдруг сказал я на вдохе, совершенно искренне.


— Вот и хорошо, — улыбнулся Володя. И вылил третье ведро. Даже уже как-то обыденно. И я пошёл, хрустя по снегу ногами белыми, как норвежский парафин. Одеваться. Помню ещё, мокрые носки смешно примерзали к тапкам.


Девушка моя, меж тем, купаться передумала. Зато прогрела машину и ждала меня, я б сказал, даже с волнением. Такая хорошая. И фигура. И очень надеюсь, ей нравится мой Мандельштам.

Вот этот:

Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей
* * *

Вернулись домой. Ева молчала, я не лез к ней с описанием мистических своих переживаний. Мы просто улеглись и до утра в темноте смотрели друг на друга.

Утром она заговорила, глядя в угол:

— Я знаю, ты любишь. Я верю тебе настоящему, но не верю тебе будущему. Пройдёт месяц, два, ты перестанешь меня смешить, станешь ленивым и недовольным. Твои глаза потемнеют. А я хочу, чтобы ты остался как сейчас, моим Каем. Я люблю тебя. Уезжай домой.

Потом поцеловала, немного картинно, взяла сумку и вышла. И всё. Я решил не брать в голову этот её странный способ начинать день. Перепады настроения составляют важную часть женского шарма. Я ждал её возвращения, готовился наговорить, наобещать всего, всего. Какая разница, граната она или целый склад снарядов. Что бы она там ни скрывала, она мне нужна.

До вечера сидел, набирал в компьютере новые тексты. Ева не пришла. К ночи занервничал, пошёл искать. На столе оставил записку:

«Я в Белом Носороге. Собираюсь танцевать на шесте. Приходи. Не пожалеешь.

Матвей…»

В баре она не появилась. Охранник беседовал со мной сухо, будто я взял взаймы и не отдаю. Вернулся на чердак, записку никто не читал, лежит, где лежала. В прихожей на трюмо комплект её ключей. Как-то всё нехорошо, серьёзно.

Под утро пришёл Ужас. Её нет. Всё. Она не вернётся. Будто из спины вырвали позвоночник. Сидел на полу, потом лежал. Чувствовал себя лужей, никак не мог испариться.