Я разозлился. Вспомнил, зачем здесь. Стал рассказывать про Питер. Как писал рекламу для колготок и кетчупов. Про жёлтые Катины пирожки и чёрное пианино Ашота. Про Еву в белом пальто. Чем хуже, тем лучше, чего врать-то. Юля смотрела в чашку, потом в окно. Ничего не сказала. Только «пока» и «звони, если что». Чмокнула в щёку, улыбалась набок. Я знал, потом пожалею. Мне бы остаться. Но вспомнил чердак, наше с Евой ночное сопение. И как она бежала по снегу, когда я нашёл её.
Прощание скомкали. Я наврал про срочные дела. Обещал зайти ещё. Неловко обнял её и вышел. В трясущемся трамвае отражался в стекле и повторял своему отражению: ты дурак, боже мой, какой же ты дурак.
Штурмовать крепость Яблокова в третий раз я точно не пойду. У него там злой Гагарин. Такого из гаубицы только можно перевоспитать. Нужно Рому выманить. Он же, гад, не выходит почти. Бродит по своим тупикам и коридорам. Как дух бесплотный.
Я отправился на переговоры к бабе Лизе. К самой милосердной представительнице клана. Втайне я надеялся её завербовать. Наверное, предложи мне тогда кто-нибудь всемогущий заплатить жизнью, лишь бы всё по моему вышло — я бы согласился. Не потому что так важна цель. Просто надоело всё, хоть плачь. Увидеть Еву, что-то сказать, главное, а дальше хоть трава не расти.
Первый раз за зиму расстегнул куртку. С крыш течёт, прохожие переняли у котов манеру щуриться. Бабы Лизы подъезд так промёрз, весной в нём и не пахнет. Дверь в квартиру приоткрыта. Странно. Постучал — ответа нет. Сунул нос в прихожую, потом в кухню. На плите булькают чьи-то огромные кости. Какого-то крокодила поймали и варят холодец. Телевизор беседует сам с собой, уговаривает выбросить к чертям тефлоновые сковородки. От них исходит страшная угроза. Квартира напоминает корабль в бермудском треугольнике. Журнал «Наука и жизнь» рассказывал. Мотор гудит, винты крутятся, в кубрике кофе ещё горячий, вода из крана льётся, а людей нет. Будто вознеслись. Я обошёл комнаты — тишина. Сбежали все. Вытащил телефон, хотел звонить Марку. И вдруг услышал своё имя. Кто-то звал меня шёпотом из спальни. Спальня была пуста. Я только что проверил. Стало жутко. Взял на кухне кочергу, вернулся для детальной беседы с призраком. Под кроватью заворочались. Заглянул, увидел перепуганную Серафиму. Глаза как тарелки.
— …Утром бабе Лизе стало плохо. Схватилась за бок, упала, опрокинула кастрюлю с компотом. Я сидела рядом, пока «скорая» не приехала. В школу не пошла. Ну и вот. Бабушка позвонила тёте Маше. Это мама Евы. Ей добираться далеко, из Юрмалы. Она пока доедет. Бабушка позвонила ещё Роме Яблокову. Он тоже сказал, быстро не сможет. Тут её и увезли. Она велела выключить холодец в два часа. Ждать взрослых. Никуда не ходить. Ну и вот. А страшно же. Слышу, кто-то дверь открывает. Ну и спряталась под кровать. И тут заходит Минотавр. Настоящий. Огромный, воняет. Я его из-под кровати видела. На голове рога, а ноги всё равно в ботинках. Походил, походил, забрал деда-мороза и ушёл.