Он сказал ещё:
— Образумься. Ты — молодой ещё парень. Но если так пойдёт дальше, ты потеряешь семью. Со мной уже было. Жалею.
Такая вот старая гвардия. Почему я его уважаю, а в компании с теми двумя? Потому что я — сильный?
Мне советует друг мой, Игорь. У него — два своих парохода. Он давно уже переварил всё то, чем я сейчас только давлюсь.
— Отработай сезон. Когда все с деньгами, тогда и пора разбираться, кто козёл, кто святоша. А так… Что матросы? Когда мои черти начинают прибавки требовать, я их просто — в ремонт на месяц. И — как рукой. Все привыкли курить только "Честерфилд". В рейс давай! С грузинов своё сорвут.
— Столько раз как меня "кидали"… Да, друзья. Когда ехал в Москву с деньгами и меня так болезненно кинули — без кавычек, на полном ходу поезда, — просто выкинули, а не "кинули", знали о сумме лишь трое. Что мне думать? Да, люди — свиньи. И приходится с этим мириться.
— Но самое грустное, что когда в эту кухню ввяжешься, уже и не помнишь толком, зачем это всё начинал. До того ли, когда за тобою то менты, то бандиты рыщут? Русский бизнес. Мириться приходится. До жены и до дочки ли?
Но зачем мне так важно, что скажет матрос Серёга? Он не вор, не крикун и не пьяница: просто пашет.
Старый гвардеец, как при судовых комитетах, решил ставить на голосованье, чтобы в Одессу уйти. И жалко его, беднягу. Я-то знаю, что он не сможет даже в рейс без радиста выйти: по закону нельзя. Он — законник. Он не знает, что можно просто идти в портнадзор с одной ролью, а потом с другой — к пограничникам. Такой вот несложный финт. Он не знает, что можно просто купить свой диплом за сало. Нужно ценз до минуты выплавать. По закону. Он даже не знает, где достать тонну левого топлива. Он ведь всю жизнь лишь подмахивал накладные. И как ни проголосуй, без меня он не выйдет в море.
Второй раз уже сам я — кузнец своих долларов. Слова достаточно. Выбираю между правом сильного и правом честного.
Я последний раз принёс домой деньги год назад. Как вы до сих пор там живы? Зачем мне игра в благородство?
Как у тебя ещё сил хватает, просто заплакать и обнимать меня, не упрекнув ни словом, когда станет ясно, что всё — даром? Бандитизм. И бандитов навёл мой лучший друг. Он уже не со мною — с ними. Он и в море ходил-то только для того, чтобы по приходу на вечер купить весь кабак. Во сколько вечеров он меня оценил, и честное слово, под которое турки дали кредит? Нам с тобой оно обошлось почти в год. Год каторги и нищеты, и работы на турка, и ссор с ненормальным, для которого всё — победить. Потому что он — сильный, видите ли.