***
В пятьдесят шестом году, когда уходил в первый рейс от Калининграда, думал: "Вернусь — корову куплю". Тридцать лет уже плаваю, а коровы так и не купил. Бросай ты это дело пока молодой, Леха. Слушай, что тебе старшие говорят. В море денег нет. Деньги все — на берегу. Ты только стал на этот путь разочарований и потерь, а я больше половины жизни веревки по палубе тягаю, — сказал старший тралмастер.
— И книгу, ик, ЭТОЙ не оставляй, — добавил Юрец.
— Рыбу — стране, деньги — жене, а сам — носом на волну и штормуй. Два градуса право еще возьми. Страшно? Правильно. Я скажу, когда нужно будет бояться. Пока, слава богу, не обмерзаем, — "подбодрил" Акопян и постучал по дереву штурвала.
— Леший, издергалась я уже вся. Надоело. Откуда ты взялся тогда на мою голову? — сказала жена.
— Да я русским языком тебе говорю, котрафорь, а не стопори! Сбрось один шлаг с битенга! Откуда вас поприсылали таких? — орал боцман.
— Траловая доска есть элемент оснастки промыслового трала, обеспечивающий его горизонтальное раскрытие, — монотонно бубнил преп по кличке Кутец.
— Через десять минут сдавайте тетради. Бобинец, ты хоть ошибки у Макеевой не списывай, — посоветовала русская литература.
— Леша! Домой! — звала мать из окна.
— Да не беспокойтесь, мамаша. Все уже. Мальчик. Ну, богатырь, покажись мамочке, — засюсюкала какая-то тетка в белом.
Он ощутил грубый шлепок по заднице, обиделся и заорал.
— Папочка, не уезжай!!! — уже в двери повисла на нем мелкая, рыдая горючими слезами.
Слезы на вкус были горькими.
Катька вцепилась так крепко, будто душила.
***
Звезды. Он видел звезды.
Миллионы и миллионы булавочных иголок, воткнутых в опрокинутую чашку неба.
Кололо пальцы ног. Болела ссадина на колене. Он жил.
Жил и орал благим матом, вспомнив давнюю обиду на фельдшерицу в роддоме и забыв о том, что кроме Бога слышать его некому.
Должно быть, от этого крика прикемаривший на своей небесной вахте Святой Николай проснулся, и срочно сотворил еще одно чудо. На то он и Мирликийский чудотворец.
Его крик услышали местные рыбаки, засветло выходившие в море на своих фелюгах.
Он был неприлично гол, бел, и не в составе тройки. Из документов — только дочкина фотография. Ему долго пришлось объяснять властям, в какое консульство он плыл. Но русское "жрать" даже местная полиция поняла без перевода.
Уже потом, в Керчи, он узнал, что выгребал против четырехузлового течения, и шансов у него практически не было.
РС ВИМБА
Ноябрь, 95.