Что-то в этом есть, если даже такой просмоленный Фома неверующий, как Дядя Федя, стал на выгрузках шоколада напевать: "Скоро, очень скоро ты увидишь Господа…"
Впрочем, была среда. До конца света оставались еще какие-то считанные дни. И до нуля часов, до конца моей вахты, оставалось еще часа два.
Витька еще раз сгонял к киоску. Не за сосисками, конечно. Чем-то чрезвычайно озабоченный механик Дядя Федор целеустремленно сошел с борта в направлении на братский пароход "Андромеда", только что ошвартовавшийся к набережной. И дважды справлялся о буфетчице раздобревший Дормидонтыч.
В двадцать два ноль-ноль капитан покинул борт судна. На нем были ковбойские сапоги, джинсы и джинсовая куртка со звездой шерифа на нагрудном кармане. Проснувшийся в Дормидонтыче шериф, видимо, направлялся патрулировать салуны и казино сити оф Ялта.
С долгожданной буфетчицей он разминулся буквально на пять минут. То-ли капитанский "Ориент" не был сверен с ее часиками в виде сердечка, то ли коварные зайцы, об опасности которых тщетно предупреждал его суеверный Витька, уже начали свое вредительство.
Второй механик Дядя Федор действительно был в трансе. Старый контрабандист, он так надежно упрятал от таможенного досмотра излишек своих долларов, что уже третий день по окончанию этого самого досмотра не мог их найти сам.
Стресс такой силы Дядя Федор умел лечить только одним средством, и днем и ночью курсируя между ближайшей "реанимацией" и "Кассиопеей". В бадеге его посещала очередная свежая мысль о возможном местонахождении денег, он с субсветовой скоростью мчался в наше растаможенное созвездие, чтобы тут же проверить догадку, и снова, расстроенный донельзя, ложился в дрейф в межпланетном пространстве.
Всех кассиопейцев он уже успел классифицировать ворюгами, шакалами, ишаками и прочими обитателями полупустынь и саванн, и выразил сожаление, что попал на "Кассиопею", а не на "Андромеду". Звал же его тамошний капитан, звал.
К нему-то и направился поплакаться, стоило "Андромеде" подать швартовы и трап на ялтинскую набережную. Но в каюте андромедического капитана его ждал новый удар.
Мало неприятностей с долларами, мало того, что жена на этот приход в Ялту отказалась переть из Херсона очередную партию металлических кошелок, ссылаясь на не тот возраст, не то здоровье и не те нервы, так еще и это!
— Нет, старик. Лучшие жены — узбечки. Нагрузится баулами и прет, как ломовая лошадь. И — никаких нервов! — начал было он жаловаться капитану "Андромеды", но тут до него дошел смысл спора между старшим и электромеханиками братского судна, протекавшего параллельно с его жалобами.