— Всемилостивейший князь, все сделаем по твоему указу.
Старшины уехали в Черкасск. На следующий день, 27 июля, Долгорукий подошел к Черкасску и стал обозом. Зерщиков и вся старшина снова явились к нему и привели закованных в кандалы 20 пленных повстанцев, взятых в курене Булавина; в их числе — его сына Никиту и брата Ивана, Михаила Драного. Еще день спустя черкасские старшины и «природные» казаки вместе с представителями других станиц, «кои по Дону и с Усть-Медведицы и с Усть-Хопра», пришли в обоз командующего. Присутствовали священники, и к ним по очереди подходили атаман и другие, прикладывались ко кресту и евангелию:
— Великою клятвою, — Зерщиков говорил от имени всех пришедших казаков, — и со многими слезами клянемся мы всем Войском Донским в верности быть великому государю и служить ему безотступно и безо всякого сумления.
— А с теми, — спросил Долгорукий, — кто не явится к крестному целованию, как быть?
— Тех, кто по городкам не явится целовать крест и святое евангелие и великому государю окажется в противности, всех приговорим побить до смерти. Правильно, — Зерщиков оглядел своих подчиненных, — я говорю, господа казаки?
— Правильно, господин атаман!
— Верно!
— То наш общий приговор!
— На том и порешим. — Долгорукий одобрительно улыбнулся, После вашего крестного целования спросить я вас хочу: когда вы мне отдадите тех воров из Рыковских станиц, которые больше других в воровстве винны?
— Рыковской станицы, — смутился Зерщиков, — начало в их воровстве. Но, всемилостивейпшй князь, в убивстве вора Булавина, если бы не рыковцы, то одним черкаским жителям етого бы не сделать.
— Знаю, про то и азовский губернатор мне говорил. А вот воры, которых вы ко мне привели, сказали, да и по другим ведомостям известно, что как Булавин к Черкаскому острову пришел, и прежде всех склонились к нему рыковцы.
Старшины молчали, понурив головы. Долгорукий с едва скрытой насмешкой смотрел, как они прячут от него глаза. Продолжал:
— И первым, говорят, поехал к Булавину Василей Поздеев Большой и договорился с ним, что атамана Лукьяна и старшин отдать. А потом ты, — князь повернулся к Зерщикову, — тех старшин, посадя в лодку, отвез к нему, вору Булавину. Было такое дело?
— Было, — совсем сник Илья Григорьевич, — бес попутал за грехи мои. Да и сам, господин майор, посуди: и надо мной, и над другими старшинами тогды смерть ходила. Что нам оставалось делать?
— Хорошо, что сам признаешь,— жестко подчеркнул Долгорукий. — Не только рыковские, но и вы, черкаские, все сплошь в том воровстве равны. Правильно я думаю?