С теми же калмыками, татарами — кубанскими, ногайскими, крымскими, едисанскими — у казаков часто случались взаимные нападения, грабежи. Кубанцы разоряли их городки под самим Черкасском, отгоняли конские стада, уводили многих казаков в неволю. Отбирали их имущество, добычу.
Положение донцов в первые годы нового столетия непрерывно ухудшалось, и они, естественно, протестовали против мер московских бояр и их местных агентов-воевод. Жить становилось все трудней. Хлеба на Дону постоянно не хватало, хотя уже в последней четверти XVII столетия казаки начали заводить пашню. В 1690 году войсковое правительство под страхом смертной казни запретило земледелие на Дону. Но хлебопашество по Хопру, Медведице, Северскому Донцу постепенно расширялось, особенно стараниями беглых — крестьян, бобылей, холопов, бежавших сюда «из Руси». Бедный люд скапливался в верховских городках в большом количестве, и это сильно тревожило власти и помещиков. Донская голытьба в их глазах — элемент беспокойный, бродячий и бездомный, склонный к непослушанию и бунтовству. Такие же настроения и стремления, и они это очень хорошо знали, были распространены среди «подлой черни» русских уездов. Недаром худые людишки бегут оттуда на Дон и увеличивают число тамошних гультяев. То же — и работные люди с воронежских, азовских и таганрогских верфей, с пильных мельниц и лесных пристаней для сплавки леса, с железных и кирпичных, селитренных и кожевенных заводов, с кузниц и солеварен, будных майданов (выделка поташа) и гутов (стекольное дело). Отовсюду бегут люди — из Руси и Слободской Украины и государственный интерес от того большой урон имеет. Терпеть сие невозможно.
...Меншиков, прослушав все, о чем известил его Алексей Васильевич, стал мрачней тучи черной:
— Многое насказал ты мне, господин Макаров! Голова пухнет. Однако же меры, и меры срочные, беспощадные, принимать надобно. Доложу о том государю. На том и закончим.
Макаров сложил бумаги, поклонился и вышел. Светлейший посидел, побарабанил пальцами по столу, кружевные манжеты из-под рукава вздрагивали, трепетали. Встал, одернул кафтан, поправил парик, тихо подошел к двери горницы, где, он знал, находился друг-патрон и повелитель:
— Позволишь войти, мин хер?
— Входи, входи! Вот хорошо, Данилыч, что пришел. Только что отпустил фельдъегеря, вести привез. Карлу с, слава богу, пока в Россию итти намерения не имеет. Ходят слухи, что на Империю сердитует: император-католик, видишь ли, преследует протестантов в германских государствах; в Силезии отбирает у них церкви. И швед за своих единоверцев вступается. Версальский двор надежду имеет Карлуса натравить на Австрию. Обеспокоены в Лондоне и все союзники аглицкие. А нам то на руку, поелику швед еще больше завязнет в делах европейских. Дай боже, чтобы это было правдой!