— Война помешала, — сдержанно ответил он.
— Да ведь во время войны радисты особенно были нужны. Почему же вы не учились?
Лицо Здравникова передернулось, большая рука с хрустом переломила сухую ветку.
— Где же там мне было учиться… Я родился и рос в Волковыске… Есть такой городок в Западной Белоруссии. Его фашисты в первые же дни войны захватили Отец мой железнодорожным машинистом был. Он отказался служить немцам и его на семафоре повесили. А мать пьяный эсэсовец застрелил. — Голос Здравникова дрожал от сдерживаемой боли. — Мне тогда всего десять лет было. Помню — я несколько дней ходил на станцию, все смотрел на отца. А он висел черный, страшный, словно чужой… А по городку фашисты разгуливают — пьяные, наглые… Если бы я тогда только мог, если бы было оружие — я бы себя не пожалел, а до последней пули дрался бы…
Белявину показалось, что в глазах Здравникова мелькнули слезы. Но Виталий опустил голову и судорожно вздохнул.
— Ну, а дальше что с вами было?
— Дальше? Дальше совсем нехорошо получилось. С голоду пристал я к компании таких же сирот-огольцов. Стали промышлять мы и кормиться тем, что где плохо лежит. Крали и у своих, и у немцев… К концу войны я квалифицированным домушником стал… Несколько раз думал завязать, кончить с этим делом… Да разве кончишь, если привык к легкому хлебу и десятки веревочек тебя с блатным миром связывают… Так и шел по скользкой дорожке, пока не погорел. Дали мне срок. Отбыл год, потом освободили. Теперь вот твердо решил покончить с этим делом. В экспедиции работаю…
«Нет! Этот человек не может быть предателем!» — решил Белявин.
— Так ваше время еще не ушло, товарищ Здравников! — с искренним сочувствием воскликнул он. — Учитесь. И станете радистом.
— Кто же меня теперь учить будет?.. Такого… — сдавленным голосом спросил Здравников.
— Да ведь со старым у вас покончено. Вы теперь и учиться, и работать, где захотите, можете…
Виталий прямо, открыто взглянул в глаза лейтенанта.
— Я тоже так думал… Да все же сомнение брало… А так — я упрямый, все равно своего добьюсь…
Над котелком шапкой поднялась белая пена. Здравников торопливо схватил ложку и стал мешать уху.
«Этот человек не может быть шпионом, — снова подумал Николай, вглядываясь в твердое, худощавое лицо Здравникова.
Солнце поднималось выше. Цветные шарики поплавков чуть подрагивали на поверхности прозрачной, золотистой воды.