— Говорят, что турки мужественны. Быть может! Однако, это не мешает, чтоб их били в каждой войне. И в очень непродолжительном времени эта мужественная нация будет окончательно изгнана из Европы.
Я побледнел. На этот раз я, действительно, чувствовал, что побледнел.
— Вы так думаете?
— Так думает история! — отвечал поручик, пощипывая усики, которые только ещё пробивались.
Все с ужасом глядели на меня. Что я сделаю? Разорву его на месте? Перебью всех? Начну ругаться?
Но я решил поддержать — чёрт возьми! — достоинство турок.
— Поручик, мы кончим наш спор завтра утром! — сказал я, учтиво, но холодно кланяясь, и вышел в тёмный сад.
Наутро мы дрались.
Будь я проклят, если мне хотелось драться!
Я бы с удовольствием бросил пистолет и крикнул:
— Довольно этой комедии!
Но меня останавливала мысль:
— Что скажут о турках!
Так я привык уже дорожить честью Турции.
И я подставлял свою грудь за честь «отечества».
В ту минуту, когда поручик поднимал пистолет, я думал:
«Покажем, как умирают османлисы!»
Оба промахнулись.
А мне, кроме того, пришлось ещё и удирать из курорта.
Обо мне с почтением и восторгом говорил весь город:
— Какой патриот! Жизнь готов положить за родину!
Дело проникло в газеты, мог явиться с визитом турецкий консул…
Я с удовольствием, словом, сел в купе, заваленное букетами цветов, и с наслаждением, когда тронулся поезд, выкинул в окно малиновую феску.
Но какая странность…
Вы знаете, я долго ещё не мог отвыкнуть! Беря газету, я прежде всего искал:
— Что пишут о Турции?
Часто ловил себя на мысли:
— Мы, турки…
Один раз страшно удивил жену, машинально сделав намаз перед тем, как лечь в постель.
И ещё на днях ужасно обиделся, когда при мне обругали Турцию.
Так медленно выдыхается из меня турецкий патриотизм.
Я медленно, с трудом освобождаюсь от лжи, в которой однажды уверил себя. Словно выздоравливаю от тяжкой болезни. Словно просыпаюсь от гипноза.
Что же такое патриотизм, если можно сделаться даже турецким патриотом?! Нечто такое, о происхождении чего мы просто никогда не подумали.
Я надел фрак и сел в шкаф.
Конечно, это глупо, но объясняется тем, что у нас в доме идёт уборка.
А теперь нужно писать святочный рассказ.
Извините, что святочный рассказ будет на этот раз без чертей.
Но все черти разобраны.
Потапенко, Назарьева, другие Потапенки, другие Назарьевы — всем нужно по чёрту для святочного рассказа.
Вы сосчитайте только.
Один г. Потапенко пишет, по меньшей мере, восемнадцать святочных рассказов; восемнадцать рассказов — восемнадцать чертей.
Где же тут чертей наберёшься!
Так что рассказ будет без чёрта.