— А потом, — произнесла она резко, словно вспарывая воздух каждым своим словом, — в тот вечер, во время благотворительного ужина, ты сообщил мне, что утром летишь обратно в Афины.
Софи снова замолчала, ощущая подступивший к горлу комок. Никос неподвижно сидел.
— Я знала, что это могло значить только одно. Ты собирался расстаться со мной, а значит, и с моим отцом. Это означало, что ты не собирался спасать его компанию. И не собирался становиться моим…
Софи еще раз резко вздохнула. Комок в горле не исчез и мешал говорить, но она должна была все рассказать.
— Таким образом, это был наш последний вечер вместе. И я не могла этого вынести. Поэтому пригласила тебя, зная, что мы будем одни в доме, хотела стать как можно более желанной для тебя. Это… это было неким тестом, проверяющим, действительно ли ты хотел расстаться со мной? Действительно ли собирался оставить меня? — Ее голос сорвался. — Я так отчаянно хотела, чтобы ты остался… И ты сделал это. — Она снова рискнула взглянуть на Никоса, силой заставляя себя посмотреть ему в глаза. — Ты остался. И мы занимались любовью. Я знала, что ты бы никогда не пошел на это, если бы не имел серьезных чувств ко мне, ведь ты знал, что я была девственницей. Для меня та ночь была доказательством серьезности твоего отношения ко мне и того, что ты действительно разберешься со всеми нашими финансовыми проблемами, как и намеревался! Мы бы поженились и жили счастливо, и папины проблемы исчезли бы в тот же день, ведь ты бы стал его зятем, и ваша корпорация стала бы инвестором для компании «Грантон», и отец был бы счастлив, и мы, и все бы былозамечательно! Просто восхитительно! Словно сказка, в которой ты исполнял роль рыцаря-спасителя!
Голос Софи был полон горькой иронии, насмешки, самоуничижения.
— А потом… — сглотнула она, чувствуя, как ком в горле душит ее. — Потом ты открыл мне глаза, показал, что я на самом деле натворила.
Софи на мгновение прикрыла глаза, как будто не находя в себе сил держать их открытыми. Вздохнув, она продолжила:
— Я поняла, что все твои слова были правдой. Осознала, что вела себя неподобающе, пыталась манипулировать тобой, затащив тебя в постель. Ты сказал, что я достойна презрения; так и было. Я ненавидела тебя за эти слова, Никос, но ты был абсолютно прав. — В ее глазах полыхнул огонь. — Но не в этот раз…
Лицо Никоса по-прежнему оставалось непроницаемой маской. Он сидел на диване, откинувшись на спинку, вытянув длинные, сильные ноги, такой элегантный, такой потрясающий. Софи внезапно ощутила, как защемило сердце.