Увидев лицо мужчины над собой, она почти сразу же зажмурилась от неожиданности. Этого мгновения Дэниелу хватило, чтобы оказаться на другом конце комнаты, в кресле.
— Ой, а я, кажется, заснула… — Анна тихонько засмеялась, рискнув вновь открыть глаза.
Она высунула из-под пледа руки, сжала кулачки и с удовольствием потянулась. Потом одним движением сбросила с себя неимоверно жаркий и немного колючий плед и вскочила. Взгляд ее упал на окно.
— Сколько времени? Уже так поздно?!
Анна кинулась вынимать платье из стиральной машины. Оно было абсолютно сухое, но помятое. Пиджак же, наоборот, оказался влажным. Анна лихорадочно пыталась засунуть разомлевшие непослушные ступни в сапоги. Дэниелу пришлось помочь ей.
— Спасибо. Огромное. Я очень тебе благодарна. Чай… и картины… и все… просто замечательное, — тараторила она, уже стоя на пороге. — Но мне уже пора. Поздно.
Анна беспомощно улыбнулась. Дэниел тоже надел ботинки и протянул руку к куртке на вешалке.
— Я провожу? — попросил он.
— Хорошо, — согласилась Анна.
Дэниел, будучи настоящим джентльменом, собирался проводить даму до отеля. Но Анна, будучи феминисткой, ему не позволила. Дело вовсе не в том, что ей не хотелось еще двадцать-тридцать минут провести в обществе привлекательного мужчины. Конечно, Анна хотела повредничать и показать «своему врачу», как она порой называла Дэниела в мыслях, что его победа еще не окончательна. Но основная проблема была иного рода, и имя ей — Питер… Анна уже предчувствовала, какая сцена ожидает ее в отеле. И не желала вмешивать в это Дэниела. Пусть они провели вместе этот день, но вернется она в одиночестве, гордо и независимо ни от кого. Так что на углу Каледониан-роуд и Кэмден-роуд они расстались.
Его сдержанное:
— До свидания. Спасибо за приятно проведенное время, Анна, — показалось ей слишком прохладным.
Но в ответ на огорчение, мелькнувшее в ее глазах, Дэниел подарил девушке такой выразительный взгляд, что она растаяла. Странное дело, пристальный взгляд этого молодого мужчины источал какую-то магнетическую силу, он завораживал, звал, подчинял себе… И еще более странно, что Анна ничего не имела против такого подчинения. Слишком много наслаждения оно обещало.
Перед прощанием Дэниел взял руку Анны и слегка сжал ее. Ладонь была горячей и шершавой, ясно, что такие мелочи, как красота рук, не заботили этого мужественного человека. Но пальцы… Пальцы его были тонкими и изящными, какими бывают они у прирожденных хирургов — и музыкантов. У Анны промелькнула странная мысль: как чудесно было бы, если бы все нервы ее тела сошлись на мгновение в ладони, которой коснулся Дэниел, — чтобы полнее ощутить его касание, шероховатость горячей кожи, тончайшие пульсации в ниточках сосудов, прилегающих к ней. Она мотнула головой, отгоняя странное ощущение, и улыбнулась Дэниелу. Один медный локон выбился из прически и непокорно лег над тонкой бровью. Анна попыталась сдуть его и улыбнулась, хотя попытка была неудачной.