Я не узнавала собственного тела. После потери девственности моя кожа стала непривычно чувствительной. Хватало легкого прикосновения, чтобы пробудить желание. По ночам я долго ворочалась без сна, пока наконец не сдавалась на милость страсти. Тогда я сбрасывала рубашку и подставляла нагое тело ночному воздуху. Желание наполняло меня, как ветер наполняет паруса. Мое лицо пылало, перед глазами проносились мириады соблазнительных видений. Мои пальцы превращались в руки искусных любовников. Я ласкала свою грудь, живот, пах. Наслаждение само находило дорогу, поднимая на поверхность глубинные воды моего тела. Я погружала в них пальцы и медленными скользящими движениями гладила низ живота, постепенно доводя себя до исступления. Покорные моим стонам и судорогам, пальцы-любовники легко, словно крылышки колибри, касались нежных лепестков розового бутона, источавшего головокружительный аромат. Огромный цветок раскрывался с мучительной неспешностью, и в самой сердцевине его была я, распростертая посреди интернатской железной кровати вне себя от наслаждения.
Бывали ночи, когда этот ритуал повторялся вновь и вновь. Я постигала пределы своей страсти, своего терпения; это был самый медленный и самый сладостный способ свести счеты с жизнью. Но желание умереть всякий раз оказывалось не слишком твердым, и под конец я спокойно засыпала.
Я все не могла решить, влюблена ли я в Мануэля. Думая о нем, я то и дело сбивалась на размышления о самой себе. Его взгляд был как прожектор, освещавший сцену, на которой мне выпало играть главную роль. Раньше мои представления о себе были плоскими, теперь они превратились в настоящую картину с перспективой и светотенью. Я была пустой амфорой, которую старшие наполняли советами и нравоучениями, и только Мануэль ничему меня не учил, не навязывал мне своего мнения. Предсказать наше будущее я не бралась. Не бралась я и отделить Мануэля от Филиппа; всякий раз, когда мы ласкали друг друга, я не знала, кого он обнимает: Хуану или меня. Наша любовь не существовала сама по себе, отдельно от любви Филиппа и Хуаны. В квартире Мануэля до сих пор продолжалась эпоха Возрождения. В ней слышался шорох платьев, скрипели дворцовые лестницы, пахло теплым воском от свечей. Когда Мануэль был Филиппом, а я Хуаной, любовь поглощала нас без остатка. Сняв старинный наряд и превратившись в обычную девушку, я снова и снова пыталась разобраться в наших отношениях. Повествование шло своим чередом и в один прекрасный день должно было закончиться. Что ждет нас тогда? Я была слишком увлечена прошлым, чтобы загадывать на будущее. Перед отлетом мама составила подробные инструкции для садовника. Три страницы исписала. Разъяснила, где какие цветы высаживать, и даже нарисовала крокус. А что толку?