Так же радушно нас встречали в Вальядолиде, Медина-дель-Кампо, Сеговии и Мадриде. В Вальядолиде Филипп пришел в мрачное расположение духа из-за пропажи ларца с золотой посудой. Он обвинил моих соотечественников в воровстве, но я слишком радовалась встрече с родиной, чтобы по-настоящему рассердиться. Меня до слез растрогала встреча с адмиралом Кастилии, доном Фабрике Энрикесом, который вел нашу армаду во Фландрию: благородный моряк был рад видеть меня счастливой.
Мы прибыли в Мадрид в Страстную пятницу, двадцать пятого марта, и остались там до двадцать восьмого апреля. По вечерам мы с Филиппом переодевались простыми горожанами, чтобы слиться с праздничной толпой. Муж сопровождал меня на крестины мавров и евреев, решивших принять христианство. Мой духовник Диего де Вильяэскуса полагал, что волнующая торжественная церемония поможет эрцгерцогу по достоинству оценить практику обращения неверных. Долгие дни, полные забот, сменялись полными страсти ночами. Распаленный испанским вином и всеобщим обожанием, Филипп любил меня так нежно и ненасытно, что заставлял плакать от радости. Он кормил меня виноградом, щекотал мне кожу перышками. Наши тела существовали в полной гармонии и одновременно достигали наслаждения, которое ни он, ни я не смогли бы описать словами. Мы подчинялись неодолимой потребности проникать друг в друга, тонуть друг в друге, сливаться друг с другом. Стоило мне провести кончиком пальца по его плечу или шее, стоило ему прикоснуться ко мне, и все обиды отступали, превращались в неясные блики на поверхности мутных зеркал. Чем яростнее становились наши дневные ссоры, тем неистовей были ночные ласки. «Это безумие, Хуана, настоящее безумие», — шептал Филипп. Порой я вспоминала о снадобье, которое дала мне Беатрис перед отплытием во Фландрию. А что, если Филипп выпил такое же зелье, а потом позабыл об этом.
В эти счастливые дни в Мадриде я не уставала благодарить своих родителей за то, что они не спешили вернуться из Андалусии, позволяя Филиппу сполна насладиться восторгами простолюдинов и поклонением вельмож. Я знала, что в глубине души мой муж трепещет перед великими монархами, снискавшими уважение во всем мире. Путешествуя по Испании, он каждый день видел все новые знаки их подлинного величия. Простые люди в один голос славили своих монархов, сравнивая их счастливое правление с царившим прежде хаосом и лишениями. Аристократы же, напротив, жалели об утраченных вольностях и не упускали случая предупредить Филиппа о коварстве и властолюбии моего отца, обещая заодно свою поддержку. Муж пересказывал мне эти разговоры, не называя имен, ведь его собеседникам подобная откровенность могла обойтись слишком дорого.