Миротворицы. Я слышал, что их также называли коровами мира. Могущественные отцы испокон века использовали своих дочерей для достижения таких целей, но мне никогда не приходило в голову, что эти самые дочери, девушки знатного происхождения, не спешили обнять свою судьбу. Я подумал о том, как сам помог норнам высвободить и отрезать из нити моей жизни ту прядь, которая со временем привела бы меня на место старика Эльхстана за токарным станком, среди сладко пахнущих стружек.
— Миротворицам тоже приходится платить дорогую цену, Ворон, — продолжала Кинетрит. — Они продают себя за побрякушки и красивые наряды, живут в холодной пустоте между двумя семействами, которые все равно никогда не смогут похоронить ненависть, разделяющую их.
Тут я понял Кинетрит, потому что походил на этих миротвориц. Я сам перестал быть цельным. У меня не было прошлого. Я не был ни англичанином, ни норвежцем. Девушка вытерла ладонью дождевые капли, усеивающие ее лицо, и закинула мокрые волосы за уши. Я поймал себя на том, что мог бы смотреть на нее вечно.
— Я должна была выйти замуж на следующий день после той ночи, когда мы с Веохстаном обнаружили тебя в церкви Кенвульфа, — сказала Кинетрит, рассекая воздух ореховым прутом.
— Значит, Веохстан и есть тот самый родственник короля Кенвульфа, — сказал я, полагая, что все понял.
— Всемогущий Христос и все его святые! — воскликнула девушка. — Детский деревянный меч острее твоего ума, Ворон. — Она отшвырнула ореховый прут. — Того мужчину, за которого я должна была выйти замуж, звали Ордлаф. Наверное, он убит. Этот человек отправился в поход вместе с королем, потому что нортумбрийцы вторглись на севере в наши владения.
Я промолчал.
— Ордлаф мне не нравился. Он христианин, — произнесла Кинетрит таким тоном, словно это была похвала, — но еще более страшный зверь, чем ты.
— Не могу в это поверить! — усмехнулся я. — Неужели от него пахнет так же скверно?
— Так скверно пахнуть нельзя, — ответила Кинетрит, и ее лицо тронула едва заметная улыбка. — Но Ордлафа запросто можно принять за язычника. Не сомневаюсь, этот тип понравился бы тебе. Быть может, ты даже женишься на нем, если он еще жив. — Тут ее глаза вспыхнули веселыми искорками. — Ну а Маугер? Разве ты не заметил, что он постоянно стремился быть рядом со мной с того самого момента, как ты со своими дружками-безбожниками взял нас в заложники?
— Я думал, что этот бык хотел с тобой поразвлечься, — сказал я, чувствуя, как от прихлынувшей крови загорелось мое лицо. — Я ему не верю. Он негодяй.
Кинетрит прыснула и хвастливо заявила: