Мы добрались до западного берега реки Северн и нашли там лодочника, которому помогал его простоватый сын. Этот человек предложил переправить нас на противоположный берег в самом узком месте в своей старой дырявой лодке, но не очень обрадовался, услышав, что у нас нет денег. Он усомнился в том, что Кинетрит — дочь уэссекского олдермена Эльдреда. Я показал ему свой меч, и старик поверил в то, что он острый.
Вскоре мы уже были в Уэссексе и зашли в деревушку. Крестьяне узнали Кинетрит, угостили нас хлебом, сыром и копченой ветчиной. Женщины суетились вокруг моей спутницы, потрясенные ее оборванным видом. На меня они косились с опаской. Я не винил их в этом, потому что был со щитом, в боевых доспехах, еще не отмытых от крови. Я привык к тому, что на меня таращатся. Мой кровавый глаз всегда внушал ужас. Наверное, со временем я стал получать наслаждение от этого.
Говорят, заставить человека уважать тебя гораздо труднее, чем вселить в него страх. Это неправда. Страх — это то, от чего у врага стынет сердце, а его меч застревает в ножнах. Страх заставляет человека сражаться вместе с тобой, хотя в ином случае он обратил бы оружие против тебя. Уважение похоже на кубок, украшенный драгоценными камнями, или на обложку молитвенника, инкрустированную перламутром. Без такой роскоши запросто можно обойтись, поэтому я ничего не имел против того, что окружающие меня боятся.
Не успели мы отойти от деревни, как на широком лугу, заросшем болотными ноготками, нас нагнал отряд всадников. Щиты висели за спинами воинов, копья небрежно лежали поперек седла. Когда до нас оставалось шагов сто, один всадник поднял руку, и отряд рассыпался полумесяцем, который в случае чего по команде предводителя мог бы превратиться в кольцо смерти.
— Леди Кинетрит? — спросил всадник, осаживая вороного жеребца, нетерпеливо трясущего головой. — Это вы?
Кинетрит вымыла лицо, но ее платье было разодрано. Норвежцы отобрали у нее красивую заколку, а валлийцы — плащ. Пожилая крестьянка расчесала ей волосы, но они по-прежнему оставались грязно-желтыми вместо ярко-золотистых.
— Разумеется, это я, Бургред! — строго ответила Кинетрит, погладила морду жеребца, и тот сразу же успокоился. — Долго ты собираешься сидеть и таращиться на меня выпученными глазами на манер курицы? Дай мне коня. Мои туфли протерлись до дыр.