Особенно значительно отличалось от египетского ливийское городское общество. Только 6,25 % всего населения страны можно было в 1973 г. отнести к классу эксплуататоров. Да и то это были в основном мелкие собственники или лавочники, среди которых всего лишь 6 % семей использовали наемный труд пяти и менее ливийцев. В сельском хозяйстве, где сенуситы десятилетиями поощряли коллективное землепользование и где сложившуюся структуру начали ломать только итальянские колонизаторы с 1930-х годов, передав часть земель в частное владение и создав таким образом группу крупных латифундистов. Только 3 % всех сельскохозяйственных угодий занимали крупные собственники, владевшие от 50 до 100 га земли.
Это означало, что и в городе, и в деревне лишь незначительная часть ливийцев была эксплуататорской по отношению к своим согражданам, зато около 30 % экономически активного населения страны составляли арабы-неливийцы, причем две трети рабочих нефтяной промышленности и 40 % занятых в других отраслях экономики были иностранцы, а 10 % самих ливийцев являлись служащими в административном аппарате.
Фактически ливийское общество в 1970-х годах почти не имело своей крупной финансовой или промышленной элиты, так же как малочисленна была и прослойка среднего бизнеса, занимавшегося в основном внутренней коммерцией. По численности все вместе они не превышали 1 % населения, большинство же частного сектора составляло приезжие коммерсанты. Революционное руководство, преобразуя общество, по существу расчищало дорогу национальным кланам, но оно мало влияло на качественные изменения внутри самого ливийского общества, особенно на его социализацию или пролетаризацию: скорее устранялись завалы на пути развития национального капитализма в стране.
Эти социально-экономические процессы были характерны для очень узкой, но наиболее развитой прибрежной полосы, где сосредоточено более 90 % всего населения страны. Остальная территория находилась в руках тех, кто жил в бедуинских палатках. На необъятных просторах пустыни и в оазисах пропагандировался лозунг Каддафи о том. что вся земля принадлежит Всевышнему и никому другому, и потому каждый верующий может обрабатывать столько земли, сколько ему это под силу. На языке жителей пустыни это переводилось как обещание не трогать бедуинских обычаев, а, значит, не трогать и берберскую элиту, что устраивало и центральные власти, и местные бедуинские кланы, и племенных вождей.
На начальном этапе существования нового режима бедуинские лидеры поэтому заняли нейтральную позицию, пристально наблюдая, как Каддафи и его сторонники укрепляли свою власть, расправившись сначала с представителями "старой" королевской знати, поднявшими бунт в Феззане, а затем и с военными группировками либералов, попытавшимися заменить леворадикальную часть СРК у руля управления страной.