— Нет, нам самим надо двигаться в Иерусалим.
— А что, если это побережье захватят неверные?
— Тот прославит себя, кто вырвет этот край у них обратно.
— Разве это не важнейшее дело христианина?
— Это так, но наш долг скорее отправиться в Иерусалим. — Глаза Людовика фанатично загорелись. — Я уже вижу, как мы изгоняем сарацин из Святого Города и превращаем его в бастион христианства на века.
— Этим можно заняться потом. Не лучше ли тебе сначала сделать эту дорогу безопасной для войск и паломников?
— По этой дороге мы прошли милостью Господа.
— А пристанище получили милостью князя Антиохийского.
— Неважно, что нам пришлось пережить и что еще предстоит, наш долг состоит в одном: нам надо идти на Иерусалим.
* * *
Узнав от Элинор, что Людовик не склонен принять его план, Раймон решил поговорить с Людовиком и его главными советниками на особой встрече. Раймон изложил французским гостям свои соображения и стал страстно убеждать их в необходимости создать надежный бастион на дороге, ведущей в Святой Город. Упоминались близкий Алеппо и многочисленные племена неверных, устраивающие засады на пути. Дорогу надо сделать безопасной для христиан и передать Святой Город в их руки, а для этого надо на сарацин пойти войной. Христиане тут должны объединиться.
Идея такой превентивной войны вызвала у Людовика отвращение. До гроба ему не забыть предсмертные крики из горящей церкви в Витри. Пока его не втянут в войну насильно, никакой войны он сам объявлять не станет. Напрасно Раймон расписывал свой план. Сановники и епископы его уговору поддавались, но Людовик был тверд, повторяя одно слово «нет», его же мнение было решающим.
Все это Раймон обсуждал с Элинор при их новой встрече:
— Людовик не воин. Просто беда, что он командует войсками. Он не может понять, что закрепить эту землю за христианами, упрочить здесь наше положение — значительно важнее бессмысленного богомолья в Святой земле.
— Кроме прощения своих грехов, его ничто не занимает. — Да какие грехи могут быть у такого человека?
Элинор рассмеялась:
— В душе он настоящий монах. Ему нельзя было уходить из церковного посвящения. И он достался мне в мужья!
— Странно, что он вообще решил жениться.
— Он и не хотел, но, встретив меня, передумал.
— Легко могу понять: ты очаровала даже его. Но он «решился»! Позор! На королеве любви и песни…
— Да, ему следовало оставаться монахом. Он очень неохотно пошел на войну, а тут случилось это несчастье в Витри. На всякой войне может произойти такое. Мне хочется уйти от него. Встретив тебя, теперь я понимаю, как он мне противен.