для челяди в людской, когда Хозяин вынужден закладывать свою крестильную чашу. Разве не говорили нам, еще когда мы сидели у матери на коленках, что за все придется платить, что ни за что ни про что денег не дают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и прочие благоразумные банальности? Те, кто пребывает вдали от Ллойдз и ассоциирующихся с ним социальных сфер, в состоянии позволить себе пойти и дальше и поразмышлять о том, что в причудливом и непрогнозируемом струснии мирового богатства очень даже может проявляться некая социальная, а то и нравственная справедливость, перемещающая деньги наслаждающегося жизнью, проводящего досуг за игрой в гольф представителя английской крупной буржуазии в карман, ну скажем, пожилого американского моряка, страдающего от асбестоза в конечной стадии.
Если бы только все на самом деле было так просто — но ведь, разумеется, выясняется, что это далеко не так.
Имена вполне осознают, что за забором, отделяющим их от простых смертных, никто о них слова доброго не молвит. «Никакого сочувствия, — сказала мне одна деловая женщина, которой чуть за тридцать. — Люди смотрят на тебя и думают: а, ну все равно, богатая сучка она и есть богатая сучка, чего ее жалеть». Богатая, но не дико богатая; кроме того, для девушки двадцати пяти лет — столько ей было, когда она связалась с Ллойдз — почти пугающе бережливая. «Имя» в третьем поколении, имеющая за плечами опыт работы в Сити в течение нескольких лет после университета, она обладала всеми преимуществами инсайдера: она провела множество консультаций с агентами своего отца, которые ввели ее в хорошие синдикаты; ее предостерегали от рискованных сегментов рынка, ей было известно о страховках stop-loss, ограничивающих потенциальную ответственность, и, таким образом, она чувствовала, что сделала все от нее зависящее, чтобы защитить деньги, оставленные ей дедом. Она начала принимать на страх в 1986-м, добилась небольшой прибыли в первые два года и затем в следующие три потеряла все доверительные средства, с которыми начала дело. Сейчас она вышла из игры, не только потому что у нее больше нет денег для совершения страховых операций, но и потому, что «у меня нет сил выносить это напряжение. Я должна смириться с тем фактом, что потеряю все свои деньги. Сейчас мне жалко, что я не потратила их на что-нибудь приятное». Она не имеет к своим агентам никаких претензий (более того, ее отец остался и делит с ними все их тяготы), но в более широком смысле она не может простить себе ошибки. «Когда я была маленькой, все кретины, которых я знала, шли прямиком в Ллойдз. Мне надо было уже тогда понять это. В школе у меня был друг, который не смог пробиться даже во флот. Он пять раз сдавал математику и пять раз заваливался. Вот он связался с Ллойдз. А я видела все это и не сообразила».