, нескольким второстепенным постам, не самым веселым трем месяцам на должности министра иностранных дел и затем году в Казначействе. Считается, что он на правом фланге партии в вопросах, касающихся экономики, на левом — по социальной политике, в центре — по Европе и скорее бог знает где в отношении прочего мира. Все, кто работал с ним, описывали его — до настоящего по крайней мере времени — как порядочного, честного, компетентного и трудолюбивого; слово «дарование» упоминалось нечасто. Его первый ход при формировании Кабинета был довольно дальновидным: он сделал Майкла Хезлтайна министром по делам окружающей среды, назначив, таким образом, главного консервативного критика избирательного налога ответственным за улаживание проблем и спасение шеи правительства. (Как раз в дни возвращения Тарзана безработный линкольнширский каменщик стал первым человеком, которого посадили в тюрьму за отказ платить избирательный налог; трудно было подобрать для этого инцидента более идеальное место, поскольку случай произошел в Грэнтэме, городе, известным главным образом тем, что в нем родилась Маргарет Тэтчер.) Второй ход Мэйджора был менее дальновидным: пообещав собрать Кабинет, «где засияют все таланты», он забыл включить туда хотя бы одну женщину.
Скептики, разумеется, предполагали, что одна там и так уже была: дух миссис Тэтчер будет обитать в Десятом номере[52], а ее отделенный от тела голос вещать с заднего сиденья автомобиля Джона Мэйджора. Естественно — ничего не поделаешь, — в ту сумасшедшую вторую половину ноября 1990 года ее уход затмил его вступление в должность. Как политики уходят с должности? Сломленные духом? Опечаленные, но умудренные? Распираемые тихой гордостью? Озабоченные, каким будет Приговор Истории? Миссис Тэтчер, которая в конце концов была смещена с наивысшей общественной должности своими собственными близкими сторонниками и абсолютно у всех на виду, ушла не просто с высоко поднятой головой, но в неистовом ликовании по поводу самой себя. Она взяла Историю за лацканы и вкатила ей пощечину на тот случай, если та планировала дать ей меньше, чем с нее причитается. В разговоре с сотрудниками Центрального Совета Консервативной партии она заметила., что прочие европейские лидеры «абсолютно убиты горем» по поводу ее ухода (самое курьезное, должно быть, заблуждение последнего десятилетия). Стоя на крыльце Номера 10 по Даунинг - стрит, пока фургон для перевозки мебели направлялся к пригороду Южного Лондона Дал идж, она временно прощалась с публикой, еще раз вернувшись к своему королевскому «мы» — тенденция, на протяжении последних лет возраставшая. «Мы очень рады, — сказала она, — что оставляем Соединенное Королевство в гораздо, гораздо лучшем состоянии, чем когда мы пришли сюда». Это было умопомрачительно, почти по-царски, а еще вызывало в памяти галантные надписи на табличках во французских ватерклозетах, обращающиеся к вам с просьбой оставлять место по отбытии таким же чистым, как вы надеялись бы найти его по прибытии.