— Кровь… — насмешливо фыркнул Ганс. — Войны без крови не бывает. Можно подумать, что вы воюете в белых перчаточках.
— Вы знаете, о чем идет речь — о крови мирных, беззащитных советских людей, женщин, детей, у которых вы отняли жизнь.
— Если вы уничтожите меня, они воскреснут?
— Нет, не воскреснут, к сожалению. Но сознание того, что преступник не ушел от возмездия, этого тоже немало.
— Моральная удовлетворенность, — кивнул головой Ганс. — Допустим… Но что вам мешает дать сообщение в газетах, что бывший начальник полиции, этот изверг, немецкий холуй Сташевский, убит партизанами и таким образом приговор, вынесенный ему двумя советскими судами, приведен в исполнение?
— Не выдумывайте. Вы осуждены одним судом.
— Значит, вы отказываетесь гарантировать мне жизнь? — Лицо Ганса потемнело. — На что же вы рассчитываете? Думаете, все выложу вам на блюдечке, открою все свои тайны? А дулю с маком не хотите? Документы остались в сейфе. Ничего не скажу, все унесу в могилу…
Мы все знаем.
— Дешевый прием, — рассмеялся Ганс.
— Нас интересует одно: почему вы дали приказ некоторым своим агентам свернуть работу, затаиться?
— Каким агентам?
— Ну хотя бы Комахе, Иголке…
Ганс вздрогнул, изменился в лице, глаза его беспокойно забегали.
— Таких у меня нет, таких я не знаю…
— Короткая у вас память. Забыли, как тщательно готовили легенду для Комахи, как прострелили ему руку, как нарекли его именем убитого на улице святой Терезы Андрея Когута? Привести Комаху для очной ставки?
— Не надо, я вспомнил… — потер рукой лоб Ганс. — Каким чертовым зельем напоила эта ваша… Да, я знаю Комаху, готовил, посылал. Это третьестепенный по значению агент. Ему поручался всего лишь сбор информации.
— Комаха говорит другое… Вы намеревались использовать его не сейчас, а в будущем, через год–два, а может быть, и больше.
— Врет, оправдывается, — возмутился Ганс. — Рассудите сами: какой здравомыслящий человек может рассчитывать, что война продлится так долго? Германия обречена, я знаю это не хуже вас. Свою задачу я понимал так — оттянуть развязку. Агентура нужна нам сейчас.
— Вы думали не о судьбе Германии, а о своей собственной судьбе.
— А разве для меня это не было одним и тем же?
— Нет. Вы надеялись выжить, найти новых покровителей. И вы прекрасно понимали, что явиться к новым хозяевам — англичанам или американцам — с пустыми руками нельзя. Другое дело, если бы вы смогли предложить им несколько хорошо законсервированных агентов.
— Это все ваши предположения, — небрежно махнул рукой Ганс.
— А Иголку вы помните?
— Помню… Что из того? Он попался, убит… Между прочим, хороший, прямо‑таки отличный агент был. Поводил он вас за нос.