Москва. 2-я Бауманская улица, дом 5. Расспросил о приёмной комиссии. Там разыскали в списке поступающих мою фамилию и вскоре разместили со многими, такими же, как я, в одной из институтских аудиторий. В группе абитуриентов, где я оказался, было 36 человек. В институте тогда было шесть факультетов — три гражданских и три военных. Такое соотношение вполне отражало то внимание, которое государство уделяло оборонному делу. Три военных факультета имели буквенную индексацию: «Е» — артиллерийский, «О» — бронетанковый, «Н» — факультет боеприпасов. На факультете «Н» я и сдавал экзамены по семи предметам. Сочинение по литературе, русский письменный, математика, химия, физика, иностранный язык, история ВКП(б) — вот перечень дисциплин, по которым шли испытания в течение целого месяца. Отбор, надо определённо сказать, был и строгим, и жёстким. В итоге из 36 поступили только четверо. В их числе оказался и я.
Учёба моя началась первого сентября 1938 года и потребовала с первых дней большого напряжения и времени. Мы готовились с однокурсниками к лекциям, делали домашние задания в читальном зале библиотеки института до его закрытия. После школы, более размеренной жизни в небольшом городке было трудно приноровиться к иному темпу жизни, к московским расстояниям. В общежитии мы поселились в комнате № 145. Третьим в комнате был мой сокурсник Довмонт Клименко, с которым у нас за все годы учёбы сложились товарищеские отношения. Студенческая жизнь факультета была бурной и в то же время подчинённой строгому распорядку. Впрочем, в её обычное русло порой вливались события, которые на какое-то время вносили весёлую или, напротив, драматическую ноту. Один анекдотический случай довольно долго ходил из уст в уста и вызывал у всех смех. Был у нас заведующий кафедрой «Детали машин» — профессор Михаил Алексеевич Саверин. Специалист высочайшего уровня. Нам говорили, что когда-то, ещё в двадцатые годы, его приглашали на работу в Германию главным инженером на один из крупповских заводов. Но он остался в России, впоследствии стал основателем учения о взаимозаменяемости деталей машин и технологии машиностроительного производства, организатором стандартизации советского машиностроения, был отмечен высокими государственными наградами, Сталинской премией. Предмет был не из лёгких. У Саверина почему-то сложилось стойкое убеждение, что женщина-инженер — нонсенс. И на этой почве он, как-то просматривая чертежи одной студентки, обратил внимание на несоответствие одной проекции другой. Он попросил девушку циркулем замерить проекцию. У студентки что-то не получалось, и она пыталась объяснить, что у неё в готовальне оказался плохой циркуль, что у него очень трудно расходятся ножки. Речь шла о чертёжном инструменте, но Саверин в запале произнёс тираду в адрес отличницы: «Что же вы, голубушка, дожили до двадцати лет, а ножки развести не можете…» Только когда сидевшие в аудитории на экзамене студенты взорвались от смеха, а девушка вдруг вспыхнула красным цветом, Михаил Алексеевич понял всю двусмысленность своей фразы. Подождал, пока смех поутихнет, потом строго кашлянул и невозмутимо продолжил экзамен с той же требовательностью. Студентке он поставил… тройку.