Уже ложась спать, я рассказала Сергею, что Бухарина беседует с посторонними мужчинами глазами, а наш сын нюхает буквы.
– Нюхает буквы?! – потрясенно спросил муж.
– А мы их чихаем! – захохотала я.
Мой муж пытал меня, требуя рассказать, что творится с нашим сыном, забыв о Бухариной. Я хохотала как ненормальная. Мы все помешаны на детях. Личная жизнь других персонажей в нашу комедию не вписывалась. Жизнь виртуозно обходилась бородатыми шутками и заученными трюками. Как у всех.
После переезда Мишкиной семьи в гречишном каньоне появился большой стол и скамейки. Мишкин папа предложил начать балконные сезоны и продолжать их с марта до ноября без антрактов. Зимой – по желанию, но в Новый год обязательно. Гостям полагалось перелезать через подоконники и гулять дни и ночи напролет под солнцем, а потом под звездным небом. Первый балконный сезон Сергей Николаевич затеял восьмого марта, заманив нас ароматом шашлыков. Мама стояла на моем подоконнике, не решаясь прыгнуть.
– Что же вы, Вербочка? – пробасила Елена Анатольевна. – Я старуха, и то не боюсь по окнам прыгать. Ну же!
– Трусишка! – крикнула я.
– Прыгайте, Оля. – Мишкин папа протянул руки. – Я поймаю.
– Я тяжелая, – неуверенно произнесла мама.
– Не урони! – закричал Мишка. – Я Лизку боюсь! Она драться будет.
– Чушь! – отрезала я. Мишка пихнул меня в бок, я его. Как обычно.
Все засмеялись. Мама худенькая, как девчонка. Совсем как я. А я не тяжелая нисколько.
– Я сама. Отойдите, – сказала мама и прыгнула прямо в раскинутые руки Мишкиного отца. Он покачнулся и прижал ее к себе. Мама отшатнулась назад и покраснела. А у Мишкиного папы сделался странный вид. Он растерянно стоял возле мамы, будто не знал, что делать.
– Оль, живая? – спросила тетя Мила и засмеялась.
– Да. – Мама мягко убрала руки Сергея Николаевича и направилась к столу.
– Нет. Сначала экскурсия. – Мишкин папа вдруг очнулся и взял ее за локоть. – Вы же здесь никогда не были.
– Потом, экскурсовод, – решительно сказала Елена Анатольевна. – Сначала шашлык.
Мы ели шашлык, замаринованный в белом вине и помидорах, и хохотали обо всем и ни о чем. Ветер шевелил наши волосы, надувая их солнечным парусом, а стена хранилища идеальных вещей сверкала сахарским песком и осколками египетских пирамид над вспухшим от весенней жары пупырчатым снегом.
«Здорово! – думала я. – Всегда бы так».
Елена Анатольевна разглядывала полный квартет дзанни. В нем появился новичок. Доктор медицины, а не правоведения. Мы с мамой так решили. Без белого халата, зато в черном шерстяном костюме, длинной мантии и кожаных башмаках с огромными атласными бантами. Вместо полотенца на поясе белый шелковый платок и белые воланы воротника и манжет. И множество пуговок из черного зеркального бисера на его курточке.