— Как же здесь замечательно! Тебе нравится, Пенни?
— Погоди, ты еще не видела пруд. Я тебе покажу.
— Здорово! Понимаю, странно слышать это от меня, но все же скажу: природа дает ответы на все вопросы.
— Ага, — сказала я. Фрэнни была первой из героинь, кто уделял мне внимание, и мне не хотелось разочаровать ее. — А на какие вопросы?
Она рассмеялась.
— Ах, Пенни! Ты сама не понимаешь, насколько права!
Мы бросились бежать по тропинке к лесу, где царила прохлада. Дубы смыкали над головами кроны, образуя зеленый навес, сквозь который просвечивало солнце. Фрэнни быстро выдохлась, мне пришлось замедлить бег.
— Сто лет из города не выезжала, — немного отдышавшись, заметила она. — Ты понятия не имеешь, насколько там все подавляет!
— Мои бабушка с дедушкой тоже живут в городе, — сказала я. — И ездить к ним я просто ненавижу.
— Почему?
— Да там у них сплошной выпендреж! Все белое! И диваны, и ковры. Там нельзя ни есть, ни пить, вообще шагу не ступишь. Бабушка так и носится вокруг меня с совком и веником, подбирает крошки.
— Да уж, это не жизнь, — протянула Фрэнни. Уселась на скамью, нежно погладила высокие стебли пастернака. — Я думаю, что это и есть вопросы. Как человек живет? Понимает ли, в чем смысл его жизни?
— Я думаю, ты должна быть счастлива.
— Но что делает человека действительно счастливым? Что есть счастье? Иметь шикарные апартаменты? Или коллекцию кашемировых свитеров и фланелевых рубашек? Блистать остроумием у стойки бара, где подают мартини? Или счастье — когда твоя школьная команда выигрывает важный матч? Неужели лишь это может сделать человека по-настоящему счастливым?
Сама я никогда не думала о том, счастлива ли. Вопросы, которые Фрэнни только что задала, мало о чем говорили мне в одиннадцать лет. В детстве счастье — это веселье, праздник. Вечеринки, беготня, игры, сладости. Но я чувствовала: у Фрэнни есть собственное, загадочное представление о счастье.
— А когда ты молишься… это делает тебя счастливой?
Она устроилась поудобнее, подобрала под себя ноги, зажала ладони между колен. Долго смотрела на деревья и выглядела задумчивой и скромной.
— Скорее умиротворенной. Я чувствую мир и покой. Это не счастье веселья. В такие минуты кажется, будто паришь над миром. — Она повернулась, взглянула на меня синими глазищами. — А что ты думаешь о молитве?
— Ну, мне кажется, это трудно. Трудно помнить о том, что ее надо все время повторять.
— Надо постараться. Трудно лишь поначалу. Потом привыкаешь, и это делается частью тебя.
— Все равно что научиться завязывать шнурки, да?
— Точно! Ты ведь делаешь это чисто автоматически, не думая. Вот и твоя связь с Богом станет автоматической.