— Это делается в два счета, — заявлял он всякий раз. И в два счета терпел очередное фиаско.
Усевшись посреди крохотной квартирки в огромное кресло, Хайнц, оглядевшись по сторонам, с неизменным вздохом заявлял:
— Это же чистой воды камера смертников!
Когда-то, много лет назад, он обнаружил за батареями центрального отопления асбестовые плиты и возопил:
— Асбест! У вас асбест! От него бывает рак легких!
Господин Куппиш, который само слово «асбест» слышал впервые, отозвался незамедлительно:
— Я напишу заявление!
Госпожа Куппиш запричитала:
— Только осторожно, Хорст, умоляю, осторожно!
Господин Куппиш, как водится, никакого заявления не написал, и об асбесте постепенно все забыли, хоть дядюшка Хайнц при каждом визите не уставал напоминать о нем вздохом и присказкой: «Это же чистой воды камера смертников!» Мысленно сравнивая своих предков с четой Розенбергов в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг, Миха иногда даже пытался вообразить, какое зрелище являли бы его предки в камере смертников. (Фазер, наверно, и на электрическом стуле еще кричал бы: «Я напишу заявление! Учтите, я невиновен!»)
Однажды Хайнц «провез» для госпожи Куппиш туфли, набитые для конспирации старыми газетами, и господин Куппиш, с любопытством расправив на столе смятую страницу из «Бильда», углубился в чтение. Внезапно он побелел.
— Смотрите, — прошептал он, указывая на жирный заголовок:
«СМЕРТЬ ПОСЛЕ ПЯТНАДЦАТИЛЕТНЕЙ МУКИ! УБИЙЦА-АСБЕСТ НАГРАЖДАЕТ РАКОМ!»
— Камера смертников! — взвился дядя Хайнц. — Что я вам говорил!
Госпожа Куппиш принялась вычислять.
Господин Куппиш, Миха и Сабина приняли в ее вычислениях живейшее участие.
— Мы сюда въехали…
— Погоди-ка…
— Ну да… как раз пятнадцать…
— Да нет, раньше…
— Ничего не раньше! Если отбросить время, когда мы уезжали в отпуск…
— И когда нас не было дома… Миха, Сабина, вы ведь тоже по шесть часов в день в школе болтались.
— Получается… Как раз почти пятнадцать лет.
Пятнадцать лет! На столе лежала жеваная страница из газеты «Бильд», где жирным черным по грязновато-белому было написано: убийца-асбест награждает раком и за пятнадцать лет сводит человека в могилу.
— Я напишу заявление, — произнес господин Куппиш дрогнувшим голосом.
— Только осторожно, Хорст, умоляю, осторожно! Не вздумай писать, откуда у тебя эти сведения. Сам подумай, разве они позволят Мише учиться в Москве, если мы беспрерывно будем писать жалобы?
— Он собирается учиться в Москве? — возмущенно воскликнул Хайнц. — Да ему в Гарвард надо, в Оксфорд, в Сорбонну! После России кем он станет? Всю жизнь или с автоматом под мышкой, или с гирей на ноге.