Одна за другой, тихо и незаметно сестры удалились прочь, пока не осталась свидетельницей их печали только мать-настоятельница. Наконец, когда Тори немного успокоилась, Джейк с трудом произнес:
— Это еще не все, Тори.
Она кивнула, лицо ее еще пряталось у него на груди.
— Говори, — попросила она и напряглась, прижавшись к нему.
— Отец умер. Погиб в огне.
— О Боже, Джекоб! — разрыдалась она. — Как мне жаль, как же мне жаль!
— Мне тоже, дорогая, — тихо признался он. — Больше, чем я мог предположить.
— Ты любил его, — еле выговорила она. — Как бы вы ни воевали друг с другом, я знала, что ты его любишь, так же крепко, как и я. И он любил тебя, хочешь верь, хочешь нет.
— Да, думаю, любил по-своему, — грустно заключил Джейк.
Прошло еще несколько минут, прежде чем они заметили, что в стороне тихо стоит в ожидании мать-настоятельница. Притянув заплаканную девушку в свои объятия, она стала утешать ее и сочувствовать. Затем со смиренным вздохом спросила:
— Полагаю, вы сейчас уедете, сестра Эсперанса?
Тори кивнула.
— Да, — матушка. Я очень сожалею, но мне надо поехать домой.
Ласково улыбнувшись юной послушнице, женщина сказала:
— Возвращайся к нам, сестричка. Наша любовь пребудет с тобой, пока ты не вернешься в эту обитель.
Тори была потрясена, узнав, что пожар произошел больше недели назад и что сестры-монахини скрыли от нее это известие. Но еще больше потряс ее вид любимой матери, которую она увидела в первый раз за два года. Со слезами на глазах смотрела она на бледное, измученное страданиями лицо, обрамленное прядями седых волос. Неужели это ее мать, прежде всегда такая цветущая, энергичная и жизнерадостная? Когда поседели ее красивые черные волосы? Только ли боль покрыла морщинами ее лицо, или это уже годы наложили свою печать на любимые черты?
— Ох, мама! — вздохнула она. При звуке дочернего голоса Кармен зашевелилась и пробормотала: «Тори», — но не проснулась. Едва не рыдая, Тори подвинула стул поближе к постели.
— Я посижу с ней, — прошептала она Розе, которая стояла рядом и смотрела на них.
Роза кивнула и тихонько вышла из комнаты. Джейк задержался, незаметно стоял он в дверях и с тоской глядел на мать и дочь. И боль отразилась в его глазах. Спустя какое-то время он мягко проговорил:
— Я рад, что ты дома, Тори. Если кто-то может дать ей волю к жизни, это, конечно, ты.
Два долгих дня Тори не отходила от постели матери, покидая комнату, только чтобы поесть. Да и то Роза чаще приносила ей что-нибудь перекусить на подносе прямо туда, но девушка едва прикасалась к еде. Спала она в кресле около постели Кармен, не обращая внимания на затекающую шею и ломоту в спине. Джейк то и дело навещал Кармен и почти всегда, заглянув в комнату, заставал Тори на коленях в молитве. Он долго терпел, но в конце концов решил вмешаться.