Друзья бросились к окну. Со второго этажа они увидели тело Эдвардса. Оно было согнуто под странным углом и все еще пламенело. На освещенных плитах вокруг головы расплывалось темное пятно крови. Пока они смотрели в окно, из других номеров гостиницы стал долетать шум, постояльцы поднимались со своих постелей. Крики Эдвардса их разбудили.
Дернув Джейка за рукав, Блейк оттащил его от разбитого окна.
— Пойдем, партнер Если мы не хотим, чтобы нас в этом обвинили, надо отсюда выбираться. Лично мне очень нравится дышать.
Говоря это, Блейк выхватил из рук Джейка кувшин и вылил воду на распространяющийся огонь. Затем он быстро затушил одеялом оставшиеся языки пламени. Хотя им не хотелось быть пойманными в комнате Эдвардса или где-то рядом, еще меньше их устроила бы смерть невинных постояльцев или разорение владельца гостиницы.
Справившись с огнем, они низко надвинули шляпы на глаза и пустились по коридору и дальше вниз по черной лестнице. Хотя многие уже проснулись, но им никто не встретился. Люди глазели из окон, гадая, что случилось. Никто не заметил, как два силуэта выскользнули и, перебегая от одного темного участка к другому, быстро добрались до лошадей.
Двумя днями позже в «Еженедельнике Санта-Фе» была помещена история смерти Эдвардса. Оказалось, что тот каким-то образом поджег свой номер в гостинице — и, стараясь потушить пожар, загорелся сам. Обезумев от боли, он либо выпрыгнул, либо выпал из окна и разбил себе голову о каменные плиты.
Пострадавший умер прежде, чем кто-либо сумел добежать до искалеченного обгоревшего тела. Останки, как сообщалось в газете, будут отправлены для похорон на Восток. Его дочери, единственной его родственнице, телеграфировали о смерти отца, и она уже прибыла к усопшему.
Кармен прочла эту новость с мрачным видом. Понимая, насколько мать угнетена, Тори попыталась ее успокоить:
— Мне очень жаль, мама. Я знаю, ты стала хорошо относиться к этому человеку, он часто навещал тебя, и вы много времени проводили вместе.
Покачав головой, Кармен опровергла ее слова:
— Нет, Тори. Ты немного ошибаешься. Да, пока я выздоравливала, его посещения были мне приятны. Я не могла покидать дом, а это давало мне возможность поговорить с кем-то, приятно провести несколько часов. Но я не относилась к нему как-то особенно, если ты это имеешь в виду. Скорее, испытывала к нему жалость, как к человеку одинокому, у которого нет ни жены, ни детей, чтобы скрасить ему жизнь.
— Значит, ты не горюешь о нем? — переспросила Тори, надеясь, что мать говорит правду, а не пытается скрыть от них более глубокие чувства, чтобы не огорчать никого.