Раздраженно вздохнув, Тори послушалась, хотя не преминула пожаловаться:
— Я слишком взвинчена для таких фокусов, Джекоб.
Она услышала, как он вытащил что-то из-под кровати, потом развернул шуршащую бумагу, и невольно заинтересовалась, что же такое он ей припас.
— Теперь можешь смотреть, — наконец проговорил он.
Перед нею лежала самая красивая шаль, какую она когда-либо видела. Вся из тончайшего, нежнейшего кружева, такого просвечивающего, что казалась узорчатой паутинкой. Тонкие серебряные нити, вплетенные в снежно-белую ткань, ловили свет, и от этого шаль мерцала и переливалась.
— О Джекоб! Где ты нашел ее? Я никогда не видела прелестней! — выдохнула она и пальцем коснулась кружева.
С трепетной нежностью Джекоб накинул шаль ей на голову и плечи.
— Она наверняка была сделана для тебя, любимая. Кроме тебя, нет другой женщины на свете, красота которой так бы сочеталась с ее красотой.
Его глаза подтвердили искренность его слов.
Глядя ему в лицо взглядом, в котором отразились все ее чувства к нему, Тори тихо промолвила:
— Но, Джекоб, она, наверное, стоит полмира. Право, тебе не стоит быть таким расточительным.
— Это твой свадебный подарок, Тори. Муж чина женится раз в жизни, если ему посчастливится найти свою единственную женщину и сохранить ее. По такому случаю он имеет право немного потратиться на подарок невесте.
— Но я же тебе ничего не подарила, — возражала она.
— О нет, ангельское личико, подарила. Сегодня ты встала на мою защиту против этих старых кошек, хотя я, наверное, не заслужил. Ты даришь мне свои солнечные улыбки, от которых мои унылые дни становятся светлее. Ты даришь мне себя нежно и страстно. Этого более чем достаточно для любого мужчины, Тори, и гораздо больше того, что я заслуживаю или ожидал иметь.
От выступивших слез глаза ее засверкали, как изумруды, она потянулась к нему и обняла:
— О Джекоб! Я очень, очень тебя люблю! Слегка охрипшим голосом он проговорил:
— Знаешь ли ты, что ты впервые сказала мне эти слова, и именно так, как я надеялся их от тебя услышать. Я так долго ждал, чтобы ты сказала их так, как женщина говорит своему возлюбленному, своему мужу…
— Ты, Джекоб, для меня больше, чем возлюбленный, и больше, чем просто муж. Ты — мое сердце. Мой самый дорогой на свете. — Ты — моя любовь.
Затем в уединении их спальни она взялась доказывать ему глубокую, истинную правду своих слов, отдаваясь ему полно, нежно и целиком.
Она ничего не сдерживала в себе, не скрывала, но отдавалась самозабвенно, со всей щедростью своего сердца и тела, ничего не требуя взамен, кроме его любви. Любви, согревавшей ее душу.