— А что это? — Борис взял стакан и покачал его в руках так, что прозрачная жидкость закрутилась винтом и образовала в центре стакана воронку.
— Какой-то из вариантов антипохмелина. Пей давай! Спрашивает еще!
Борис опять сморщился и одним глотком опустошил стакан.
— Дрянь… — констатировал он.
— А не надо пить! — ответила ему на это Ирина. — Повторяю: нам хватит Павла!
— Нам вообще хватит, тебе не кажется?! Пережить собственных детей — что может быть страшнее, Ирка?!
— Пережить четверых своих детей, — ответила она, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
— Ну… это уже из области фантастики! Не война же…
— Это, Боря, не фантастика. Я говорю о нашей с тобой матери.
Борис даже не нашелся что сказать, настолько заявление Ирины показалось ему неправдоподобным. Сестра, не дав ему опомниться, пересказала свой разговор с матерью.
— Егорушка… значит… — задумчиво проговорил Борис. — Почему же у него не отцовское отчество?
— Что значит — не отцовское? — удивилась Ирина. — О чем ты?
— Судя по всему, Ириша, мать тебе все-таки не все свои тайны раскрыла. — И он рассказал сестре то, что уже рассказывал Нонне о странном свидетельстве о рождении Епифанова Егора.
— Да-а-а… — протянула Ирина. — Похоже, что все еще только больше запуталось.
— Ладно, вот очухаюсь и, пожалуй, сам приступлю к матери с расспросами.
— Не пил бы ты, Боря… — уже жалобно попросила его Ирина. — Аленушку не вернешь…
— Вот именно не вернешь!! Грешно, конечно, такое говорить, но, когда она была жива, я был при деле — жил ради нее…
— Конечно, грешно… Она же не жила, а мучилась…
— А я облегчал ее страдания, как мог, а теперь… Честное слово, удавиться иногда хочется…
— Верю, Боря, но… — печально отозвалась Ирина, — нам ли, Епифановым, искушать судьбу?! Того и гляди, как бы тебя кто-нибудь другой… не удавил или не прирезал, как Лешу…
Борис перегнулся через подлокотник дивана и из щели между ним и шкафом вытащил бутылку водки, в которой на самом дне еще плескалась прозрачная жидкость. Ирина резким и сильным движением вырвала ее из руки брата, вылетела в кухню и вылила остатки ее содержимого в раковину. Отвратительно запахло сивухой. Ирина вернулась в комнату, опять села напротив Бориса и сказала:
— Вернулся бы ты к Нонне. Она тебя любит.
— Пытался, — невесело усмехнулся Борис. — Не получается у нас… Она на меня в обиде, а мне все время кажется, что трагедия с Аленкой произошла только из-за нас с ней.
— Нет, Боря, все-таки тут дело в чем-то другом, и, кроме матери, нам никто об этом не расскажет. Надо все-таки выяснить, кто такой этот Егор Епифанов. Может быть, это даст нам хоть какую-нибудь зацепку.