— Ну и проникал бы.
— Незачем. Твои мысли — твои. Меня интересует нечто другое. Не спрашивайте. И… и не рассказывайте. Даже Владыке.
— Если он спросит прямо, я не смогу обмануть.
— Сможешь, — усмехнулся Гарвин. — Я стер твою коррекцию.
Шут растерялся. Очень растерялся. Гарвин ободряюще похлопал его по здоровому плечу.
— Ничего, твоя привычка к правде осталась, но при острой необходимости ты сможешь соврать. И никто не усомнится в том, что ты, как всегда, честен. Даже наш дорогой враг. Почему ты испуган? Твоя верность королю в коррекции не нуждается. Твоя честность — тоже.
— Зачем ты…
— Затем, что это тебя убивало, — отрезал Гарвин, — а ей ты нужен живой. Или у тебя не бывало беспричинных головных болей, да таких, что жить не хотелось? Внезапных признаков дурноты? При том что ты совершенно здоров. Лет через сорок ты в лучшем случае умер бы. В худшем — сошел с ума. Я бы этих корректоров… подкорректировал.
— Всех шутов…
— И много среди них было полуэльфов? Ты так и не понял, что стал для магов подопытным? Они не могли не знать, что ты полукровка. Одни вот уши… Вот они и проверили, что получается, если испытать все эти приемчики на эльфийской крови. Шуты были людьми. Неизменно. Не только в Сайбии, но и в Трехмирье, и в тех мирах, где мы бывали. Я интересовался. Семьдесят лет для человека — много. Для эльфа… Да, Лена, да. Они знали, что это его убьет. Просто считали, что ему и семидесяти хватит. Вот возьми да спроси их сама! Или спроси Владыку.
Шут был потрясен. Не тем, что мог умереть в семьдесят лет, он считал себя человеком и на жизнь полукровки рассчитывал весьма абстрактно. Тем, что маги это знали. И совершенно сознательно решили, что ему хватит и обычной человеческой жизни вместо двух — как полукровке. Маги, которые ему нравились и которым он доверял собственное сознание, позволял рыться в нем, позволял накладывать одно заклятие за другим…
— Гарвин, сними с него все заклятия, какие можешь снять, — потребовала Лена. Шут ее, наверное, даже не услышал. Он не мигая смотрел куда-то в пространство, и только внезапно побледневшие губы слегка вздрагивали. Гарвин честно признал:
— Заклятие молчаливой смерти, которых на нем многовато, может снять только тот, кто его накладывал… Впрочем, не исключено, что я справлюсь.
— Что? — очнулся шут. — Нет, не нужно, Гарвин. Это все-таки…
— Все-таки десять лет прошло с последнего, — кивнул Гарвин. — Политика уже совсем другая. Король уже совсем другой. У него имеется такая сила, которой нет и никогда не будет у любого из его недоброжелателей. У него есть