— Вы шутите?
— Нет, все это правда, но у меня нет другого выхода.
Он замер, разглядывая ее поверх чашки с чаем.
— Вы живете под лестницей?
Николь улыбнулась и откинулась на спинку стула.
— Я работала «под лестницей», как вы это называете, четыре месяца, когда впервые приехала в Англию. — Она раздраженно приподняла брови. — Затем нашла более подходящую работу, приносившую удовлетворение.
Джеймс прищурился, слегка вздрогнув. «Пора прекратить игру с ним», — подумала Николь. Но Стокер не отвел взгляда, как она ожидала, и через мгновение уже ей пришлось опустить глаза. Потому что Джеймс уловил скрытый намек на профессию. Однако это больше не волновало его.
Пристально разглядывая ее, он сказал:
— У нас много общего: вы — племянница кухарки, я — сын кучера.
— В самом деле? — Она удивилась и засмеялась.
— В самом деле. Мы не были слугами, а жили в доме при почте.
— Я поражена. Вы говорили, будто получили образование в... Гарварде или Итоне.
— В Кембридже.
— Вы совершили невозможное! — Продвижение по социальной лестнице было поистине удивительным. Николь покачала головой в знак восхищения. — Сын кучера скоро станет графом!
Джеймс улыбнулся — именно ей, а не в благодарность за комплимент — и сказал:
— И сидит напротив прекрасной женщины, бывшей — кем? Кухаркой? Которая превратилась в самую независимую женщину, какую я когда-либо встречал, за исключением королевы, конечно.
Они сидели, позабыв обо всем, наконец Джеймс спросил:
— Ваша семья осталась во Франции?
— Одна сестра там, другая — здесь.
— Родители?
— Оба умерли несколько лет назад.
— Вы видитесь со своими сестрами?
— Нет. — Николь нахмурилась. Обычно легко заставить мужчину говорить о себе самом, но только не Джеймса Стокера.
Она размышляла, пытаясь подцепить вилкой кусок со своей тарелки.
— Чей это дом, где ваша тетушка работает?
Николь раздраженно посмотрела на него, но его искренность поразила ее. На его лице читалась глубокая заинтересованность. Вместе с тем у нее появилось необычное желание, чтобы и он понял ее как можно лучше.
Николь сознавала, что она — женщина, окутанная тайной. Приподнять завесу хотя бы над одной из сторон своей жизни значило для нее поставить под угрозу свою карьеру, свой образ жизни. Поделиться своими тайнами теперь означало бы разрушить самоуважение, нанести ущерб чувству собственного достоинства или даже потерять его. Нет, она не может позволить ему обезоружить себя, хотя бог знает, какие у него намерения.
— Я хочу еще чаю, — сказала Николь, собираясь идти к стойке.
Стокер опередил ее, подхватив чашку.
— Я принесу, — предложил он.