Военные издания, находясь под мощным прессом идеологических догм, пытаются ориентироваться на «народ» (который их все равно не читает), подавая материал с рекламным уклоном, чем вызывают неуважение военнослужащих, знающих истинную картину, и теряют их доверие. Отсутствие изданий и публикаций, обращенных не по форме, а по существу к самой армии, упорное нежелание понять, что то, как осознает себя сама армия, более важно, чем то, что о ней думают другие, может сыграть печальную роль в судьбе армии. Сплоченная и уверенная в себе армия непобедима — что бы ни думало о ней население. Но внутренне разложившуюся армию не спасет и самое благоприятное мнение о ней народа.
Поскольку это тоже вещь достаточно очевидная, то усилия «пацифистов» направлены не только на принижение престижа армии в глазах населения, но и на искоренение ее уважения к самой себе, тем более что военнослужащие не могут быть изолированы от «общественного мнения» (и если военные издания за пределами армии читают редко, то военные читают гражданскую прессу весьма широко). Объективно престиж военной профессии снижается уже от постоянных уверений в скорейшем всеобщем и полном разоружении и призывов таковое осуществить: если таково всеобщее намерение, полагает обыватель, то, наверное, так и будет, а раз так, то армия — явление временное и офицерская профессия бесперспективна, так сказать, в историческом плане. Советский человек вообще приучен мыслить глобально-историческими категориями, привыкнув жить в ожидании «светлого будущего всего человечества», когда и государства-то не будет, не то что армии. Сейчас, правда, о том светлом будущем, которое, по хрущевским прогнозам, должно было наступить еще в 1980 году, упоминать стесняются, но зато вместо него формируется образ другого столь же светлого будущего (в виде слияния с «мировой цивилизацией» под патронажем транснациональных корпораций), в коем места для армии также не усматривается. Естественно, что символом «прекрасного нового мира» видится профессия менеджера или мастера по ремонту видеомагнитофонов, а никак не офицера.
Мало кто вспоминает, что подобное ожидалось и тридцать лет назад. А речей о всеобщем разоружении и мире без войн на Гаагских конференциях начала века и вовсе никто не помнит. Вьетнамо-китайская и англо-аргентинская войны последнего десятилетия должны были, казалось бы, развеять иллюзии относительно того, что необходимость армии исчезнет вместе с исчезновением капитализма. Столь же наивны были и надежды на прекращение войн с появлением ядерного оружия (которое не предотвратило, как известно, гибель многих миллионов человек в десятках больших и малых войн за последние полвека). Но человеку свойственно придавать исключительное значение в мировой истории именно тому времени, в которое живет он сам (это подсознательно способствует его самоутверждению), и, читая о деятельности какого-нибудь Г. Боровика и его организации, он думает: «Ну, уже теперь-то…» Увы, практика заключения договоров о «вечном мире» столь же стара, как само человечество.