В следующее мгновение мой телохранитель из казаков бесцеремонно столкнул меня с трибуны так, что я едва удержался на ногах. Рации разрывались криком…
— Ракетчик! Ракетчик на два часа!
— Огонь! Всем, кто видит цель, огонь!
— Там резервуар с топливом, резервуар с топливом!
— Кто видит цель? Кто видит цель?!
В таких случаях самое верное — расслабиться и получать удовольствие. Подскочили казаки, весьма невежливо стащили меня с трибуны и потащили куда-то, прикрывая собой, кто-то тащил, кто-то — пытался держать линию, ближний круг, направив пистолеты на все стороны света. Так получилось, что у одного из казаков рация включилась на громкую — и я слышал все, что происходило.
— Третий сектор блокирован!
— Одна цель, одна!
Люди бросились в разные стороны. Страх — он очень живуч, и в такой ситуации диктует только одно — бежать, куда глаза глядят. При покушении на Светлейшего охрана могла запросто открыть огонь по толпе, как не раз бывало…
— Глаз-шесть, отбой, всем отбой!
— Глаз-шесть, повтори!
— Глаз — шесть, отбой, цели нет! Это пацан, повторяю — это пацан! Нет цели!
— Блокировать сектор! Никого не выпускать!
— Господин урядник, на меня тут целая толпа несется, сомнут.
Где-то впереди застучал автомат.
— Главный всем, кто стрелял, запрос — кто стрелял?!
— Цели нет!
— Главный, это двенадцатый. Я стрелял в воздух, стрелял в воздух! У меня здесь человек пятьсот, несутся как стадо!
— Цели нет, это пацан с муляжом, пацан с муляжом!
— Сектор три чист, повышенное внимание!
— Дайте картинку!
— Стоп, стоп, стоп! — мне, наконец, удалось принять нормальное стоячее положение, впереди уже были машины — стоп, целей нет, никого нет, все нормально.
— Господин адмирал, нужно покинуть комплекс, немедленно. Здесь может быть мина или что-то в этом роде. Это может быть отвлекающим маневром.
— Я никуда не поеду, есаул, это будет позором. Извольте сопроводить меня до трибуны. Целей нет, все нормально. Все нормально. И я хочу видеть… того, кто на меня покушался.
Людей было уже не вернуть и митинг по случаю запуска первой очереди восстановленного домостроительного комбината был сорван… все-таки какого то успеха террористы достигли, выставили нас идиотами и доказали местным, что нас можно испугать. Нехорошо, когда мы становимся посмешищем в их глазах, очень нехорошо. Надо было и в самом деле уезжать — но я не хотел покидать это место, не попытавшись хоть частично отыграть все назад.
На том месте, где проходил митинг — как стадо носорогов пробежало, скамейки были перевернуты, кто-то втоптано в асфальт… помойка, в общем. Два казака подвели бачонка — смуглого, в разодранной одежде, помятого. На нем были старые кроссовки, такие старые, что в России их давно бы выбросили. Бачонок смотрел на меня, и его глаза были похожи на маленькие речные голыши, обкатанные быстрой, проточной водой. Черные, блестящие, неподвижные и ненавидящие.