— …Сконцентрируйся, Саша, — отец Деметрий поставил перед охотником небольшой серебряный крест на высокой деревянной подставке. — Смотри на крест. Смотри только на крест.
Сашка впился взглядом в серебряную фигурку Иисуса. Он старался разглядеть каждую щербинку на ее поверхности, запомнить каждую черточку изможденного божественного лица, даже пересчитать каждый волосок в бороде и на голове Сына Божия…
С шумом вздохнул Вауыгрр, отец Деметрий подошел к двери, наклонился к волку, почесал его за ухом. Затем, глядя на Александра, спокойно произнес:
— Скажи-ка мне, сынок: сколько шагов я сделал к двери?
— Шесть, — поколебавшись, ответил Сашка. — Ну, собственно, не шесть, а пять с половиной…
— Замечательно. А сколько волосков изобразил художник в бороде Господа нашего Иисуса?
— Шестьсот три, — к Сашке возвращалась уверенность. Похоже, он на правильном пути…
— А сколько раз вздохнул твой брат-волк?
— Два, — ответил охотник радостно. — А еще на фигурке Иисуса двенадцать крупных щербинок, двадцать семь мелких, четыре царапины. На голове у Христа пятьсот восемьдесят пять волос. На губах…
— Плохо, Саша. Совсем никуда не годится, — прервал его отец Деметрий. — Ты должен видеть крест, только крест и ничего, кроме креста! Он должен занять твое внимание целиком. Ты как бы растворяешься в кресте, сам становишься крестом, а он — тобой. А у тебя пока получается так: ты вроде бы и смотришь на крест — вон, и волоски в бороде Спасителя пересчитать успел, а кроме креста, смог и шаги мои сосчитать, и за серым братом своим проследить, да еще, поди, и за дверью с окнами следил. Следил?
— Ну-у… да. Следил. Тень говорил, что я всегда должен быть готов к чему угодно…
Духовник прошелся по комнате. Несмотря на свой солидный возраст, двигался отец Деметрий легко и свободно. Но не тем хищным перетеканием, каким Тень перемещался сам и к которому приучил Сашку. Монах двигался так, словно шел по широкому полю навстречу ветру.
— Ежели ты с Яшей себя равнять надумал, то об одном лишь молить Господа стану: дабы не попустил! Ты, Саша, пойми: Яков — человек суровый, сердца ледяного. Давно уже, с того самого страшного случая, никого к себе не допускал. Вот только в последние годы сердцем оттаивать начал. Ты ведь ему боле, чем сын родной…
Сашка поразился. Тень оттаял сердцем и относится к нему, как к сыну? Каков же он был тогда — генерал-майор Серебрянский, — когда «не оттаял»?! Терминатором, машиной для убийства?..
— Отец Деметрий, а что с ним случилось? Что за страшное? Семья погибла?
Священник сел напротив парня, сложил перед собой руки, словно собирался молиться…