Фрол Кузьмич насторожился, поморщился от огорчения. Глупой он рыжую красавицу счесть поторопился. И снова, уже во второй раз, начал дело неудачно и неловко. Даже странно – место, что ли, несчастливое? А каким ему еще быть, когда в составе проклятый всем заправляет… Лена отвернулась, не желая читать гаденькие мыслишки во взгляде начпоезда, шагнула в коридор. Голос Фрола Кузьмича догнал ее и там:
– Зря упираешься. Я ведь здесь распоряжаюсь людьми. Детей, без законного мужа прижитых, могу и в приют сдать-с. У тебя есть дети?
– Сдавайте. – Лена вернулась в купе и плотно прикрыла дверь. – Только сперва отпишите о том в столицу, ректору высшего колледжа магии господину Юнцу. Потому что мой сын туда уже зачислен. А чтоб писалось и думалось легче, я вам устрою жизнь сладкую и жаркую.
Почти сразу дверь снова хлопнула, резко и зло, выпуская жену Короля. Начпоезда остался в купе один, тихо воя, промакивая кипяток с дорогого брючного сукна и обреченно рассматривая засыпавший пол колотый сахар. Ленка, шагая по коридору, едва расслышала шепот начпоезда:
– Кажется, это была дочка машиниста. – Последовал вздох. – До чего густа темная удача в этом поезде! Не продохнуть-с. Ну ничего. Они резкие да шумные, а я тихо да без спешки за дело примусь. Мы еще посмотрим, как эта душечка по осени запоет-с.
Глава 4
Игры с удачей на зеленом поле
Ловля удачи занимательна, как охота за радужно прекрасными мыльными пузырями. Результаты, отмечу, также обыкновенно одинаковы по своей полезности, то есть ничтожны в самом лучшем случае.
Профессор Дорфуртского университета
Иоганн фон Нардлих
Столица – удивительное место, а ее центральный вокзал – это вообще чудо. Особенно сейчас, весной. Высокие витражные стрельчатые окна так и брызжут многоцветьем солнечных зайчиков. Огромный купол-фонарь из ячеистого стекла позволяет видеть синеву весеннего дня во всей красе. Солнце, ошалевшее от радости победы над стужей и снегом, выливает на мрамор полов потоки золота. И мы идем по этой роскоши, попирая свои короткие тени. Алексей и Тома – чинно, под ручку. Сзади то бегу, то топчусь я, норовя нагло втереться между ними на правах бдительной и вредной подружки. Но, увы, то и дело отстаю… Рано или поздно разозлюсь всерьез и пожалуюсь Марку Юнцу. Это же свинство использовать магию для шалостей и хулиганства. То есть чтобы меня тормозить и спотыкать. Тоже мне, охранничек. На меня ноль внимания, словно и не получал строгого наказа от ректора беречь и защищать «ценную птичку Береничку». Потеет в черной кожанке, парадно застегнутой ради красоты и лихого вида, тащит Томин саквояж, чтобы я не смогла вцепиться во вторую его руку, и пытается мило беседовать, не слыша моих жалоб. Интересно, когда и как он умудряется активировать заклятия? В речи их не слышно, жестикулировать с саквояжем в руке затруднительно. Видимо, одолел-таки, на мою беду, полный курс «Слабых управляющих воздействий», пороговый при переходе мага на уровень пси. Я снова споткнулась об веревку-невидимку, ловко вцепилась в драгоценную куртку Алексея, мстительно дергая ворот. Он смолчал, по-прежнему улыбается Томе, хотя теперь больше похоже, что скалится – сильно я его донимаю. Вот и месть: мрамор для меня, гад, сделал скользким. Ну я ему…