— Спасибо, что ты не бросился помогать мне, Александр. Я не люблю, когда со мной обходятся, как с беспомощным ребенком.
— Ты знаешь, что я уже здесь?
— Я услышал твое дыхание. Ты же наверняка видел этот плохой фильм, в котором говорили, что, когда человек слепнет, все прочие чувства обостряются. Это действительно так.
— Хорошо, что ты к этому постепенно привыкаешь.
— А что мне еще остается? — ответил Маркус Розин, и в его голосе почувствовалась горечь.
— Ничего, — ответил Александр, сознавая, что не в состоянии сказать что-либо утешительное. У него не было слов утешения для своего отца. Маркусу Розину и в самом деле оставалось лишь принять свою судьбу.
Отец нагнулся к Александру и, понизив голос, произнес:
— Вчерашний день был опасным для тебя?
— Что ты имеешь в виду? — так же тихо переспросил Александр.
— Ты же был в Марино, когда убили священника. Тебе угрожала опасность?
— Нет, к сожалению.
— К сожалению? — удивился Маркус.
— Если бы я оказался в опасности, то как минимум увидел бы лица убийц. Но они остаются неуловимы, словно привидения. Но каким образом ты вообще об этом узнал?
— Во время твоего последнего визита ты сам высказывал предположение, что у меня все еще сохранились хорошие контакты.
— Но ты его не подтвердил, — напомнил Александр.
— Я не хочу никого обременять. Поэтому я остался доволен, что меня проинформировали о событиях в Марино.
— Убийство священника Леоне Карлини — это причина, по которой ты хотел со мной поговорить?
— В какой-то степени, да. Ты идешь по следу и постепенно приближаешься. Я хочу тебя предупредить. Прекрати свое расследование! Иначе тебе будет угрожать настоящая опасность.
— Отец, ты пригласил меня сюда, чтобы угрожать?
Маркус Розин покачал головой.
— Ты меня неправильно понял. Это не угроза, а предупреждение. Меня никто не просил, чтобы я поговорил с тобой, и никто не узнает, что я тебе сказал.
— Что ж, признаться, меня это радует. Выходит, ты еще испытываешь какие-то чувства ко мне.
— Это ни о чем не говорит. Тем не менее, разве мы не родственники? Я понял, что в этом что-то есть.
— Значит, ты все же покопался в себе? — с надеждой спросил Александр. — Наконец-то ты видишь, что выбрал неправильный путь.
— Ни в коем случае. То, что я с тобой сейчас разговариваю, еще не значит, что я все забыл. В моей памяти хранится все, о чем я думал долгие годы, что планировал, чем жил. Но я не хочу, чтобы ты умер. Прекрати преследовать этих людей, Александр!
— Кого я не должен преследовать?
Отец замолчал, словно вопрос Александра отскочил от стекол солнцезащитных очков.