– Даже не поинтересуешься – почему?
– Не поинтересуюсь, – отозвался я. – И так знаю.
– Все-то ты знаешь, – сказал он, и я повернулся к нему, улыбаясь:
– А помнишь, ты как-то упрекнул меня в том, что я «такой дебил в некоторых вещах»? Перед нашим первым походом? Умнею.
На какой-то миг Вадим потерялся. Потом сердито сказал:
– А ты ничего не забываешь, Олег.
– Ничего, – подтвердил я.
– А все-таки, – тихо сказал Вадим, – страшненьким ты стал…
– Это ты мне тоже говорил, – вспомнил я.
– С тех пор – еще страшнее, – буркнул Вадим, поворачиваясь. Он ушел бесшумно, как и положено. А я вдруг (действительно «вдруг», неожиданно для самого себя!) засмеялся. Откуда-то пришли строки – по-моему, из какого-то кино, – которые я пропел-проговорил вслух:
Эти детские игры мне давно уж не по нутру…
Блеск кинжала и шпаги интересней, поверьте…
Мы давно играем в одну и ту же игру —
И игра эта пахнет смертью…
– Олег, ты чего? – Танюшка подошла тоже бесшумно. Она улыбалась, покусывая травинку, коса была распущена, волосы падали на плечи и до пояса, на грудь… – Ты чего, Олег? – весело спросила она. Вместо ответа я встал на колени и, обняв ее бедра, прижался щекой к животу…
в последнем месяце лета я встретил тебя
в последнем месяце лета ты стала моей
в последнем месяце лета речная вода
еще хранила тепло июльских дождей
и мы вошли в эту воду однажды
в которую нельзя войти дважды
с тех пор я пил из тысячи рек
но не смог утолить этой жажды
первая любовь была слепа
первая любовь была как зверь
ломала свои хрупкие кости
когда ломилась сдуру в открытую дверь
и мы вошли в эту воду однажды
в которую нельзя войти дважды
с тех пор я пил из тысячи рек
но не смог утолить этой жажды
в последнем месяце мы распрощались с тобой
в последнем месяце мы не сумели не простить
в последнем месяце лета
жестокие дети умеют влюбляться не умеют любить
и мы вошли в эту воду однажды
в которую нельзя войти дважды
с тех пор я пил из тысячи рек
но не смог утолить этой жажды
«Nautilus Pompilius»
…Обнявшись, мы сидели на большом камне, и море о чем-то вздыхало у наших босых ног. Неподалеку монотонно ревел поток, но не мог заглушить близкий звон гитары и отчаянный, какой-то небесный голос мальчишки, поющий ревякинскую «Вольницу»…
Вспомни – бредил
Запорожской Сечью
Вспомни…
Ковш горилки крепкой
Звонкие бандуры
Песни до утра
Пока дремлют пули
Вспомни!
Бредил
Запорожской Сечью!
Вспомни!
Буйный оселедец
Други боевые
Струги скорые
Шеи голые
Воля!
Наша Вольница без одежд пришла
В край, где верили, где варили власть
Скорые до рук, до расправ-услад
Локти выголив, порезвились всласть
Наша Вольница болью корчилась