— Нравится?
— Для тебя — да, для себя — нет.
Не успеваю скрыться в дебрях человеческих окаменелостей, как снова — зов.
— Еще нашла! Опять мальчик! Подхожу, и, вглядевшись:
— Никакой это не мальчик.
— Мальчик!
— Говорю тебе — не мальчик.
— Ну, знаешь, ты с ума сошла, если считаешь это — девочкой!
— А я и не говорю, что девочка. Скорее — ангел.
— А крылья?
— Значит — греческий ангел. Или римский. Во всяком случае — не человеческий мальчик.
— Человеческий — не человеческий, зато у меня их два, а у тебя — ничего.
И правда — ничего. Потому, что хочу чего-то очень своего, не выбранного, а полюбленного с первого взгляда, предначертанного. Что не менее трудно, чем найти жениха.
Ах, если бы здесь была голова Бонапарта! Я давно бы схватила ее, притиснула бы к груди — но он родился куда позже Греции и Рима! Ну а Цезаря мне не нужно; Марка Аврелия тоже.
Остается продолжать поиски среди женщин.
И — вот она! Вот — отброшенная к плечу голова, скрученные мукой брови, не рот, а — крик. Живое лицо меж всех этих бездушных красот!
Кто она? — Не знаю. Знаю одно — моя! И так как столь же моего мне больше не найти, и так как мне ничего (никого!), кроме нее, не нужно — не раздумывая присоединяю к ней некую благонравную и туповатую девицу с чем-то вроде шарфика на волосах — первую попавшуюся!
Найдя — прогуливаемся.
— Конфетку хочешь?
— Давай!
В моих, уже слипшихся, пальцах капелькой крови — кислый русский леденец, носящий французское — времен их эмиграции? — название «монпансье». Переглядываемся и — одним и тем же молниеносным движением вталкиваем: Ася — зеленую, я — красную конфету в разверстые пасти: Льва — (Ася), Героя — (я).
До чего же этот изумруд и этот гранат оживляют белизну гипсовых языков!
Сестра, засунув руку поглубже:
— Знаешь, у них нет глотки. Совсем. Там, внутри, — тупик! (Голос отца: «Ася, Муся!» — «Сейчас, папа!»)
— Надо их вынуть!
— Нет, оставим!
— Но что директор подумает?
— Он и не увидит: у него очки. Да если и увидит — никогда не поверит, что дочери нашего отца…
— А если и поверит, то никогда не решится сказать…
— А если и решится, то не успеет…
— …Ну как, выбрали?
О, ужас! Папа с директором направляются в нашу сторону!
— Нашли себе что-нибудь по вкусу, милые барышни? (Директор.)
— Вот это — и это — и это — и это.
— Сразу видно, что вы — дочери своего отца! (Одобрительно:) Донателло — и — (забыла имя) — и Амазонка — и Аспазия. Прекрасный, прекрасный выбор! Разрешите мне, уважаемый профессор, преподнести эти слепки вашим дочкам!
Итак, моя любовь с первого взгляда — Амазонка! Возлюбленный враг Ахиллеса, убитая им и им оплаканная, а та, другая, благонравная, моя «первая попавшаяся» — не кто иной, как