быть новее нового, ибо весь — в золотом шитье!
— Да, но это обойдется мне в семьсот рублей! — таков был ответ отца на наши поздравления его с новым званием.
— Неужели за звание надо платить?
— За звание — нет. За мундир.
— Как! У тебя будет мундир? Шитый серебром?
— Если бы серебром…
* * *
Потом начались примерки, проходившие в гробовом молчании.
— Раз он портной, пусть смотрит сам. Его дело!
Впрочем, на моей памяти отец ни разу не бросил сознательного взгляда в зеркало. Безмолвные примерки, за которыми следовало глухое, медвежье ворчанье:
— Семьсот рублей за одежду — да это форменный грабеж! Прикинем: на семьдесят пять рублей сукна, да на сотню серебряного и золотого шитья, — материал и работа — да полсотни портному… ах, еще на подкладку рублей двадцать пять — вот вам всего-навсего двести пятьдесят — и это хорошая цена! Пусть будет, для очистки совести, триста. Куда же деваются еще четыре сотни? Кому?
— Но, папа, ведь придворный портной берет за работу не пятьдесят рублей, как обыкновенный.
— Придворный, обыкновенный. Есть только два разряда портных — плохие и хорошие. А для меня все они хороши, было бы во что вдеть руки и ноги! Придворный портной! Выходит, что переплачиваешь за звук, за слово «двор»!
* * *
Наконец мундир готов, и мы помогаем отцу попасть в рукава и застегнуться на все крючки.
Восклицания восторга: «Какая красота! Как ты в нем хорош! Да посмотри же на себя!»
Он бросает в сторону зеркала растерянный и недоверчивый взгляд близорукого — чтобы тотчас же отвести глаза.
— Хорош! — даже слишком! (И, повторяя привычный свой припев:) Семьсот рублей потратить на себя! Стыд и позор!
— Так это же не на себя, а для музея, папа!
Он, настораживаясь:
— Постой, постой, постой… как ты сказала?
— Для музея. Чтобы почтить твой музей. Твой новый музей — твоим новым мундиром. Мраморный музей — золотым мундиром.
— У тебя красноречие твоей матери. Она все могла со мной сделать — словами.
— Да ведь это не слова, папа. Это — глазами видишь. Белая лестница музея, а наверху, меж двумя колоннами — ты. В темно-синем, серебряном, золотом… Посмотри, что за прелесть это шитье! Листья… веточки…
— Если бы не золото!
— Но ведь оно — почти совсем не золото! Так — тень золота, едва заметная, даже чуть зеленоватая. Скромный, благородный вид!
— Да, в глаза как будто бы не бьет. Но выглядеть такой… иконой!
И — со вздохом:
— Разве что для музея…