Когда мою голову подставили под струю холодной воды, я понял, что по-прежнему нахожусь на этом свете, а значит, в армии. Один из старослужащих и завсегдатаев госпиталя, уже знавший в такого рода делах всё или почти всё, тщательно промыл кровоподтеки и предложил помочь добраться до его кровати. Мне объяснили, что пока не стоит возвращаться в свою палату, так как старые импотенты быстро просекут следы вандализма на моей башке и доложат начальнику отделения. Обняв своего помощника, я на одной ноге доковылял до его койки, успев при этом отметить, что тело у него довольно упругое. Поблагодарив своего хелпера и посчитав его самым близким человеком из присутствовавших (тело-то упругое!), я спросил, как его зовут. Он представился Аликом. В это время вся толпа отправилась в туалет на перекур мелкими порциями и короткими перебежками, боясь разбудить сварливую и стучащую на всех медсестру. Мы остались с Аликом вдвоем. Он стал расхваливать мою дерзость, отметил, что это первый подобный казус в практике местных завсегдатаев. Обычно новенькие беспрекословно слушались более опытных больных солдат и, в конце концов, становились их рабами, безмолвными исполнителями тупых приказов. Самое интересное, что они не могли пожаловаться никому, так как заранее знали, что местное начальство негласно поощряет старослужащих, которые помогают поддерживать в отделении порядок. Алик пообещал, что вторая часть тусовки будет гораздо интереснее.
Постепенно возвращались участники ночного спектакля. Старшина принес бутылку водки, потом появилась еще одна, потом — еще две. Открыв первую, Алик налил почти полный стакан и подошел ко мне. „Не обижайся, браток, ты молодцом! Пей!“ — мягко обратился он, глядя мне в глаза. Остальные немного опешили, но против решения Главного ничего сказать не решились. Это уже было против правил игры, в которую они привыкли играть. А с другой стороны — по правилам, потому что так решил Главный. Посчитав водку за компенсацию всех видов ущерба, я опрокинул стакан в себя. Никогда за все свои 18 лет я не выглядел более сексапильно, чем в ту ночь. Наверняка что-то возбуждающее было в моих заплывших глазах, но никто, к сожалению, этого не заметил.
Возлияние подходило к концу. Когда обнаружили, что пить больше нечего, решили устроить концерт. Выяснив, что я остаюсь в качестве чуть ли не почетного зрителя, я попросил Алика помочь немного приподняться, чтобы было лучше видно. Взяв его за талию, я другой рукой как бы случайно провел по заповедным местам и ощутил, что там что-то откликается. Этот момент остался для Алика незамеченным. Он уже принялся обсуждать со старшиной, кто будет на этот раз стоять „на шухере“. Выбрав для этой роли подходящего кандидата, старшина удалился и через минуту привел двух испуганных хлопцев. Озираясь по сторонам, они безмолвно готовились к чему-то страшному. Дверь закрылась на ножку табуретки, и концерт начался.