Голошумов немного опоздал, но на поезд мы успели. Было душно, соснуть так и не удалось, так что за состояние сердечно-сосудистой системы можно было не волноваться. Чем ближе я был к госпитальным воротам, тем чаще билось сердце. Не потому, что скоро меня должны были осматривать. Это место я давно проклинал в душе. Судьбе и поезду было угодно еще раз забросить меня сюда. А с судьбой я не привык спорить. Несмотря ни на что, я всё же немножко фаталист.
На обитателей кардиологии мое появление не произвело никакого впечатления. Они на меня тоже. Запомнился лишь эпизод явления на пост медсестры. На ее месте сидел плотный, вальяжный и усатый мужчинка неопределенного возраста. Ничего себе порядочки завели в мое отсутствие! Прапорщик, наверно, а сидит дневальным. Определил меня в солдатскую палату, ту, в которой я был свидетелем экзекуций Алика. Никого в ней не было. Его кровать, к сожалению, была занята. Я закрыл глаза и попытался представить его на своем привычном месте. Открыл — пустота. В отделении ровным счетом ничего не изменилось. Разве что на сей раз не было рядом со мной Алика. На ладан дышащие старпёры по-прежнему прохаживались по отделению, пока молодежь трудилась. Все на одно лицо, до боли знакомое. Где-то я уже их видел… Ах да — конечно же, здесь.
Ближе к обеду стекались в палату ее обитатели. Знакомились. Милые, совсем незнакомые мне ребята. Есть даже такие, с которыми можно. И нужно. Неожиданно появился вальяжный мужичок и попросил меня перейти в офицерскую палату: бумажка из Москвы всё-таки…
Обжившись на новой кровати, вылез из палаты. Похожий на прапорщика мужчинка оказался обыкновенным солдатом Советской армии. Значит, товарищ по насчастью. Быстро разговорились. Общительный, милый. Я сразу почувствовал зарождающуюся к нему симпатию. Под стереотип любовника он никак не подходил, зато у нас было много общего. Да и хорошо это, когда с первых минут появился родственной души и с похожими недугами человек. Будем бороться с врачами совместными усилиями. Легко с ним. Ладно я — хоть чуть-чуть, но похож на солдата. Но он-то! Что он делает в армии? Свое попадание в ее ряды считает полнейшей нелепостью. Согласен с ним полностью, но ничем помочь не могу. Начальник отделения тот же, так что и тебе, дружище, ничего не светит. Да, совсем забыл — Мишкой его зовут. Вот Мишку хоть дневальным заставляют сидеть. А обо мне товарищ полковник позаботиться забыл. Видно, посчитал опасным связываться со столь важной птицей. Да-а, успел я опериться! Опытным таким стал. Когда с полковником разговаривал, он понял, что я уже не тот, что был тогда. Нахал. Хам. Не буду работать — и всё тут. Я обследоваться и лечиться сюда приехал. Ходил себе по территории, вспоминая давно проложенные маршруты. Олег… Олежка… Олежечек! Мне не хватает тебя. Тебя, такого недоступного. Наверно, ты видишь всё оттуда. Я здорово виноват перед тобой — так редко вспоминаю о тебе. Но я не могу и не хочу вспоминать чаще. Мне легче совсем забыть тебя. Но не могу сделать это так быстро. Вот дом, в котором есть принесенные мной кирпичи, и в котором когда-то был ты. Его уже достроили. И даже дверь закрыли. Как мне плохо! Кто мне, такому искушенному в поисках единственного правильного выхода, подскажет мне его сейчас? Я окончательно запутался в себе. Кто? Мишка! Конечно же, он, такой добрый, толстый и мягкий. Домашний такой.