Обед, как и завтрак, был поганым. Аппетита не было. Зачем есть всякую гадость, если я был почти уверен, что мне приготовлено белковое меню. Семён уплетал второе, когда я подсел к нему.
— Ну, что, Сёмочка, ты меня осеменишь?
— А оно тебе нужно?
— Ну да, видишь — я ничего не ем в ожидании твоего молочка.
— Да? Неужели это лучше?
— А ты сам попробуй.
Тут я замолк, ибо подсел старпёр. „Неужели здесь всё время будут кормить этой гадостью?“ — спросил то ли у нас, то ли у неба гурман из, наверно, еще Первой конной армии. „Увы, другой альтернативы нет“, — улыбнулся я, и под истерический хохот Мыша удалился.
Я ждал его у клумбы, почитывая „На страже Родины“. Читал самозабвенно, иногда даже улавливая смысл. Он придет, обязательно придет! Наверняка он видит меня из окна. Время тянется до оргазма долго. Он не может решиться. А я спокоен. Ничего не теряю, если вдруг он завалится спать. Правда, ничего и не приобретаю. Ну и ладно. Смеюсь над тонкими армейскими шуточками на последней странице газеты. Действительно смешно. Чёрт, где его носит? Через час — тихий час. Тихий час будет щас…
Продолжить бессмертную поэму не удалось. Он появился на лестнице, нервно прикуривая. Смотрит в мою сторону. Я читаю. Подходит. „Ну что, хуй сосать будешь?“ — нарочито громко вопрошает он. „Да что ты! Пойдем, я тебе лучше свой класс покажу“. „А чё я там забыл?“ „Пока ничего. Но скоро забудешь. Я сниму с тебя покров девственности, и он останется лежать у меня в классе“. „А как же твой толстый напарник?“ „Не толстый, а милый. Он всегда дрыхнет после обеда. Идем, нас ждут великие дела“.
Мишка на обед не ходил — нажрался домашних харчей. Запах Его Величества Облома вихрями носился по классу. „Пойдем отсюда“, — буркнул я Мышонку, не сообразив пока, где я его завалю. Мысль пришла при выходе из класса. Конечно, туалет! Между нашим классом и коридором с кабинетами госпитальных боссов располагался грязный и вонючий клозет, куда, впрочем, вершители судеб не ходили. Я, кстати, до сих пор не знаю, где они мочились.
Я показал глазами, куда следует следовать. Мыш зашел первым, я — вторым. Щеколда привычно взвизгнула, наивно полагая, что я опять буду мастурбировать. Дура! Видишь, я не один — я со своим парнем. Ты такого еще не видела. Хотя, черт тебя знает, ты здесь наверняка со времен первой мировой висишь… Об этом я думал, пристально глядя в развратные мышиные глазки. Семён ждал. Или не знал, с чего в таких случаях начинают. Унитаз в этой параше отсутствовал, поэтому „а-ля первый раз в армии“ изобразить было невозможно. Я положил руки ему на плечи. Медленно, но уверенно спускались мои клешни всё ниже. Одновременно я приседал, пока не оказался на уровне рта с предметом, который не ждал предстоящей пенетрации. Он спокойно дремал и начал оживать лишь от трения о подбородок. Жадный до всякой гадости рот обхватил его (предмет) вместе со штанами.